Они поглядели на нас без всякого выражения. Некоторые утверждают, что способны читать эмоции лоринов, но лично я в этом сильно сомневаюсь. Один лорин держал в руках обрывок рыбацкой сети со спелыми жёлтыми шарами, а все три мохнатые морды были густо перепачканы соком.
– Возможно, ваши люди поели этих фруктов? – предположил Джон.
– Плоды желтошарника совершенно безвредны, – заверил Кэл. – Проблема не в людях, а в этих проклятых лоринах. Когда они слоняются по шахте, время ускользает неизвестно куда. Я только что просмотрел распечатки… Мы не оправдываем даже нашего содержания, Джон.
Джон осторожно взял руку одного из лоринов и потянул на себя. Тот мягко осел на пол, вздыхая в типичной для этих существ манере.
– Можно мне попробовать? – вызвался я.
– Будь как дома, – разрешил Джон.
Собравшись с мыслями, я подошёл поближе к группе лоринов и ровным голосом сказал:
– Людям не нравится, когда вы здесь. Уходите. Пожалуйста.
Три пары круглых серых глаз уставились на меня, и я почувствовал сопротивление.
– Нет. Вы должны уйти.
Сидящий лорин ещё раз вздохнул и поднялся на ноги. Потом вся троица, понурив головы, просеменила к дыре и скрылась в боковом коридоре.
– Так ты телепат? – изумился Джон.
– Что вы. Я просто их понимаю.
– Но как эти твари пробили ход в скале, хотел бы я знать? – риторически вопросил Кэл.
– Понятия не имею, – сказал я. – Мы вообще мало знаем о лоринах. Они занимаются своими делами, а мы своими, вот и все.
– И у вас не возникает даже простого любопытства?
Я подумал, что это трудно будет объяснить. Лорины просто есть, как есть Фа и Ракс.
– Возможно, в глубинах нашей памяти существует знание об этих существах. Но понадобится слишком много времени, чтобы до него добраться. Цель не оправдывает средств.
Кэл посмотрел на меня довольно странно.
– Ну вы, ребята, даёте, – выдавил он наконец.
Позже мы все собрались у мотокара.
– Самодовольные отморозки! – рявкнул дядя Станс.
– Мистер Мак-Нейл предупредил нас, – напомнил отец.
– И что с того? Эти эгоисты упиваются роскошью, а весь остальной мир голодает!
– Нас тоже не слишком волнует весь мир, – мягко напомнил отец.
– Мы заботимся о благополучии Иама.
– Политика невмешательства! – взвизгнул дядя фальцетом, передразнивая кого-то из участников совещания. – А я говорю, это откровенный геноцид! Когда мы все умрём, они получат наш мир задаром.
– Не стоило швырять им в лицо такое словечко, Станс. Геноцид – больное место землян, разве ты не заметил?
– Чтоб их всех заморозило, вот что я скажу. Мы, сухопутники, обойдёмся без их подачек.
– Береговики тоже, – необдуманно вставил я, и дядя Станс на сей раз соизволил меня услышать.
– Скользкие ящерицы! Все они могут отправиться к Раксу, мне нет до них дела! И вот что хочу сказать тебе, Бруно. Я был весьма огорчён, когда услышал, что ты забрал мотокар и отправился в Носс.
– Не ты ли одобрил эту поездку?
– Клянчить у ящериц жалкие крохи, словно мы не способны прокормить себя! Я отказываюсь от них, ты слышишь, Бруно?
– Заткнись, Станс, – рявкнул отец в редком приступе гнева. – Ты просто смешон.
Дядя Станс уставился на него суженными от злобы глазами. Однако он быстро взял себя в руки и скомандовал:
– Кто собирается ехать, тому лучше забраться в кабину.
– Ты это серьёзно, Станс? – впервые подала голос Ванда.
– А почему бы и нет?
– Скоро стемнеет.
– Ну и что? Я не стану просить приюта у отморозков, которые так нагло с нами обошлись. Никогда!
Все послушно залезли в кабину: против авторитета предводителя не мог пойти никто, даже Ванда. Вскоре пришлось остановиться, чтобы зажечь фонари. Когда мы снова тронулись в путь, было уже совсем темно. Все сбились в кучу у топки, оставив её дверцу приоткрытой: расход топлива увеличился, но я уже подсчитал, что нам хватит его лихвой. Кроме запаса дров была ещё канистра спирта, так что опасность исходила скорее от дяди Станса с его пресловутым искусством вождения.
Мы добрались до древних каменных колонн, торчавших на краю мохового болота, когда раздался жуткий скрежет металла о гранит и мотокар опасно накренился.
– Спокойно, Станс! – предостерегающе сказал отец.
Губы дяди зашевелились: он принялся молиться.
– Давай я сменю тебя? – предложил отец. – Ты давно ведёшь машину, ты устал.
Ответа не последовало. Дядя дочитал молитву до конца и вдруг взорвался:
– Нам не пришлось бы тащиться на станцию Девон, если бы ты, Ванда, следила за своими посевами!
Это было неслыханно. Все замерли в изумлении.
– Спокойно, Станс, спокойно, – снова сказал отец.
– А ты заткни свою пасть, Бруно!
Отец встал, ухватившись за рейку, чтобы удержаться на ногах, взял своё меховое одеяло и накинул на плечи брата.
– Я не вижу дороги, когда топка открыта! – жалобно вскричал дядя. – Закройте её, ради Фа!
Я захлопнул дверцу и запер её на задвижку. Пол кабины сразу стал очень холодным, и мы ещё теснее прижались друг к другу.
Затем последовал могучий толчок, сбросивший меня со скамейки, и почти одновременно – металлическое «крак!» и вопль ужаса из уст дяди Станса. Фоун упала прямо на меня. Шуба её распахнулась, твёрдые грудки прижались к моему лицу, но я был слишком испуган, чтобы оценить пикантность момента.
– Ракс! – выругался отец. – Этот звук мне совсем не нравится.
Мотокар перекосился и замер. Я спихнул с себя Фоун и встал. Ванда поскуливала в шоке, Триггер бурно рыдал. Дядя Станс хранил зловещее молчание.
Холод смыкался вокруг нас, Раке следил за нами своим ужасным оком.
Старшие вознамерились справедливо распределить вину, и разразилась ужасная ссора.
– Пойду-ка погляжу, что там стряслось, – сказал я Фоун.
– Не ходи, замёрзнешь! – Она схватила меня за руку.
– Это надо сделать быстро, пока не заинтересовались деревья.
Я отнял у неё руку, взял с топки горячий кирпич, плотно закутался в плащ и выбрался наружу. Мёрзлая растительность затрещала под ногами, и ветви анемонов затрепетали, почуяв тепло. Шаг за шагом я добрался до передка машины; стужа впивалась в тело, в душе зарождался страх. Но я заставил себя отделить фонарь от скобы, с немалым трудом согнулся, прижимая свой кирпич к груди, и заглянул под капот.
Приятный сюрприз: и ось, и тяжёлая цепь румпеля совершенно целы, благодарение Фа! Но почему мотокар перекосился? Я посветил на подвеску, смахнув со щеки настойчивое щупальце анемона, и сразу всё понял: тяжёлая пружина правого амортизатора, лопнув, развалилась на куски, и рама машины упала на ось.
Этой ночью мотокар не сдвинется с места.
