– О нет, – она внезапно побледнела. – И ты, и Бруно? Это же опасно! Я не смогу жить, если потеряю вас обоих.
– Послушай, ты не можешь говорить потише? Об этой поездке не должны знать посторонние.
– Ради Фа, о чём ты толкуешь, Харди? Завтра вся деревня увидит, как уезжает мотокар.
При виде её доброго, пухлого, ужасно расстроенного лица во мне шевельнулось забытое чувство, и я непроизвольно дотронулся до её руки.
– Не беспокойся, у нас всё будет в порядке! Кстати, нам нужно немного муки. Отец опять просчитался.
Весна взяла у меня горшочек и отмерила несколько горстей из дощатого ларя. Все присутствующие внимательно следили за процедурой, запоминая каждую горсть.
– Не только Бруно просчитался, – спокойно сказала она. – Мучные рационы будут урезаны. Ванда завтра же объявит об этом.
– Что ж, придётся восполнить рацион овощами.
– С завтрашнего дня выдача овощей ограничена. С мясом тоже серьёзные проблемы. Не будь в Носсе избытка рыбы, мы уже оказались бы в большой беде… – Она вздохнула и взяла меня за руку. – Одиннадцать поколений назад была суровая зима, хотя и не такая плохая, как эта. Но люди восстали против своих предводителей, взяв штурмом амбар, и предводительница женщин погибла.
– Как, её убили?! – Беседа с мистером Мак-Нейлом была ещё свежа в моей памяти.
– Нет, её засыпало зерном. Кто-то выдернул заслонку бункера. Когда предводительницу откопали, она уже задохнулась.
– Хорошо, что это был не предводитель, – только и мог сказать я. – А то, глядишь, я бы вовсе не родился.
Лицо Весны омрачилось.
– Знаешь, я должна увидеться с Бруно. Тем более, что завтра вы уезжаете.
Я представил, как толстая немолодая женщина вдруг появляется в мужской деревне. Кошмар.
– Не понимаю, зачем тебе это нужно.
– Что тут непонятного? Я люблю его, – сказала она на весь амбар.
В ту ночь мне приснился странный сон, где перемешались воспоминания множества моих предков. Там царили холод и ужас, кровь и смерть. Там была девушка, похожая на Чару, и всё-таки не Чара, её прекрасное лицо и карие глаза дарили мне спокойствие и разум. И было там что-то ещё, что намекало на долгие, как жизнь, отношения между женщиной и мужчиной.
Я думал об этом, когда Весна махнула нам рукой со своего порога. Отец помахал в ответ, нисколько не стыдясь. Как они могут любить друг друга целых семнадцать лет? Любовь вообще не может длиться. Это всего лишь кратковременный период сплетения тел для зачатия потомства.
Мотокар под управлением дяди Станса бодро загромыхал по дороге. Клетка с аварийным попугаем, подвешенная на крюке, стала монотонно качаться, и птица, вцепившись в жёрдочку, издала пронзительный вопль. Все остальные устроились на боковых скамейках, поближе к топке: мы с отцом, Триггер, Ванда и её дочь Фоун.
Фоун примерно моих лет, она хорошая девушка и недурна собой, но… Это очень большое «но», поскольку Ванда давно мечтает о том, чтобы мы с Фоун в надлежащее время завели детей. Мальчик получит мою память, предположительно восходящую к началу начал, девочка! – память Фоун, объемлющую двадцать три поколения. И если у Триггера не будет сына (а я даже вообразить не мог, чтобы Триггер когда-либо решился на надлежащие действия!), в один прекрасный день мой сын от Фоун станет предводителем. А наша дочь, понятно будет предводительницей. Ванда говорит, что это пойдёт на пользу Иаму.
Плевать мне на Иам. Между мной и Фоун нет ни единой искорки интереса, по крайней мере с моей стороны. У меня точно ничего не получится. Но, с политической точки зрения, довольно странно, что Ванда не желает свести свою дочь с Триггером. Возможно, думает, что риск слишком велик? От Триггера могут родиться такие же ослы, выражаясь словечком мистера Мак-Нейла (осел, как он объяснил мне, похож на локса, но только с длинными ушами и ещё глупее). Дядя Станс, разумеется, был бы счастлив одобрить такой союз, но повлиять на Ванду он не в состоянии. У неё слишком твёрдый характер.
На этой стадии моих рассуждений дядя Станс угодил передним колесом в какую-то дыру, и Фоун под одобрительным взглядом Ванды схватила меня за руку, чтобы удержать равновесие. Я не возражал. Её рука была живой и тёплой, в то время как за тонкими стенами кабины царили безжизненный холод и белизна.
Белый цвет ужасен, это цвет смерти. Снаружи мы очень скоро впали бы в безумие и бросились бежать неизвестно куда, чтобы в конце концов упасть в снег лицом и заледенеть.
Когда дядя Станс выбрался на более или менее ровный участок дороги, отец сказал:
– Может, стоит освежить в памяти аргументы, которые мы намерены представить землянам?
– Угу, – откликнулся дядя. – Я вижу, ты надел церемониальный плащ, который сшила та женщина. Может, мне стоит напомнить тебе, кто тут главный?
– Это самый тёплый плащ, какой у меня есть. – В голосе отца прозвучала непривычная нотка раздражения. – У тебя копье предводителя, не так ли? Возьми себя в руки, Станс, и давай поговорим о деле.
Копье дяди Станса, украшенное красной кисточкой, – вещь уникальная и служит не только охотничьим оружием, но также общепризнанным символом его общественного статуса.
– По-моему, мы должны твёрдо стоять на своём, – заявила Ванда. – В конце концов, это они сидят на нашей земле.
– Которую мы сдали им в аренду, – напомнил отец.
– Мы можем разорвать договор в одностороннем порядке, – самодовольно заявил дядя. – Так записано в соглашении.
– Правильно, Станс, – поддержала Ванда. – Покажем им, кто здесь хозяин!
Два старых дурня продолжили в том же духе, и, я уже ждал, когда кто-нибудь из них предложит вышвырнуть землян с планеты грубой силой, но отец не выдержал.
– Ради Фа! Они могут растоптать нас, как букашек, если захотят! Мы идём к ним с протянутой рукой, это вы можете понять?..
– Это я решаю, как строить нашу политику, – сухо промолвил главный мудрец Иама.
– И я! – поспешно добавила наша почтенная предводительница.
– Только не оскорбляйте их, больше я ни о чём не прошу, – устало сказал отец.
К Административному Куполу станции Девон наша команда подъехала в мрачном молчании. Куполом его называют земляне, но это просто огромный круглый амбар. Большая дверь с шипением затворилась за мотокаром, и сразу стало удивительно тепло. Все наши страхи испарились без следа, и даже Триггер, прохныкавший всю дорогу, заметно оживился.
– Какой большой дом, – сказал он, озвучивая очевидное. – Мы получим его, когда расторгнем договор?
Лицо дяди Станса разом отвердело, но никто не стал отвечать на этот типично триггеровский вопрос. Не в первый раз я молча подивился, какого же рода беседы ведутся в доме дяди.
