Орас задумчиво взъерошил волосы пятерней, одновременно постукивая кончиками пальцев левой руки по скользкому скальному уступу, отблескивающему металлом. Странно, но как раз сейчас, в полнолуние, в час наивысшей мощи любой магии, стена казалась самой обычной - каковой отнюдь не была. Маг еще раз осторожно погладил врезанные в камень угловатые письмена. Языка этого он не знал, Слово Ньоса также не помогло перевести надпись. Оставалось, значит, либо поверить дракону, либо забыть обо всем и отправиться по своим делам. Тут юноша фыркнул. Ну да, верно, с каких это пор у него завелись какие-то дела? Он - на Испытании, в Вольном Поиске, пока не завершит его - никаких дел не будет. Вольный же Поиск предполагает, что главным путеводным чувством должно стать любопытство, а об осторожности следует не то чтобы вовсе позабыть, но на время отложить ее в сторону. Вытащив джамбию из ножен, он аккуратно надрезал себе левую руку, смочил кровью ладонь - и как следует размазал по непонятным символам. Еще раз. И еще. Стена словно обледенела. Глаза Ораса вновь получили способность различать цвета; окровавленные письмена окружило неровно пульсирующее аметистово-сиреневое зарево. Еще немного, и это зарево охватило и его самого. Маг был готов к Переходу, но такого не ожидал. Да, Переходы бывали убийственными, сравнимыми по ощущениям с протягиванием через мельничные жернова или насаживанием на кол головой вниз; он знал это из книг и по личному опыту, однако никак не предполагал, что этот Переход будет терзать проходящего не болью, а наслаждением. Возможно, только то, что юноша был, как говорят драконы, Несущим Огонь, спасло его... А потом - все завершилось.
"Где ты, лето? Лето, где ты?" Нет и не было ответа,
лишь насквозь продрогший ветер заплетается в ногах.
Ты желал играть с судьбою, ты искал горячки боя,
и открылся пред тобою путь, проложенный в веках...
Вокруг была ночь. Вечная ночь. Точнее - Вечная Ночь; потому что Орас узнал, не мог не узнать в померкших остатках созвездий на припорошенном угольной пылью небосводе - Знак Конца.
Было время, было бремя - и изгнанники Арены,
что в ночной скрывались тени, свой подстерегая срок.
Кто держал миры за горло, кто коварным был и подлым,
кто не верил в силу Долга - все усвоили урок.
Любой из Посвященных, выпади ему несчастье оказаться на том же месте, где сейчас стоял юноша, опасаясь даже вздохнуть - и очень правильно опасаясь! - вмиг узнал бы и разрушенный город, и причину его гибели. Даже если не читал Завета - да что читал! даже если о нем ни сном ни духом не ведал!.. Это знание входит в кровь любому вставшему на Путь и остается с ним до конца. Входит само собой, без каких-либо ритуалов или посвящений. Ибо знание это - часть Пути в не меньшей степени, чем сам Путь - часть Следующих Пути.
Не для славы, для забавы выходцы из мира Нави
били правых и неправых, реки крови проложив.
Смерть для Нави - сон, не боле; сны же выпустить на волю
лишь прошедший Домом Боли сможет, оставаясь жив.
Маг наконец оторвал взор от развалин города и прикинул, как бы лучше спуститься туда. Воздух был сух и холоден - смертельно сух и смертельно холоден, - и даже при том, что Орас дышал крайне осторожно и неглубоко, каждый вдох словно проворачивал в легких мосульский ятаган. Камень подался под его ногой и покатился вниз. Беззвучно.
Плыли годы мимо рода тех, кто был иной породы,
тех, кому судьбы невзгоды - что другому дождь иль град.
И пришел черед сражаться избежавшим пут и рабства,
и пришел черед держаться им, в себе несущим ад.
Мимо слегка оплавленной двойной статуи: богатырь, грозящий небесам тяжким молотом, и его подруга, вооруженная зазубренным серпом. Демиург в воплощении Кузнеца - и Смерть, носящая невзрачное обличье Жницы... Мимо обломков другой статуи, большего размера, но и пострадавшей сильнее: от нее осталась лишь кисть руки, сжимающая пылающий Факел Чести... Мимо ограды, с которой давно облупилась вся позолота, явив миру скрученный спиралью чугунный Меч Закона Карающего и расколотый на три части свинцовый Щит Закона Оберегающего...
Смерть дрожала, смерть бежала, обронив косу и жало;
здесь не доблесть побеждала, но неверие в судьбу.
И схлестнулась явь с кошмаром, и сразился дождь с пожаром:
в мире Новом или Старом - люди вновь вели борьбу...
Юноша шел по мертвому городу, не замечая - не желая замечать, как по его вискам ползут нити седины, а из глаз уходит яркий аметистовый огонь, оставляя лишь блеклую сиреневую жидкость, да и та медленно вытекает вместе со слезами, замерзающими прямо на щеках. Он не замечал холода. Не хотел замечать. А даже если бы и хотел - заметить не смог бы. Слишком далеко он зашел, слишком поздно было бы думать об этом теперь. Но маг и не думал.
Кто не знает, умирая, сколь прекрасен облик рая!
Но живущий - не узнает, что сокрыто позади.
И во сне ли, наяву ли - ты увидел райских гурий,
и услышал голос гуля подле райских врат: "Плати!"
Мимо медной чаши, основание которой обвивал Змей Хаоса; окаменевший в середине броска, он так и не вонзил клыки в дерзкого вора, похищавшего последние капли волшебного меда. Скелет вора валялся рядом, пригвожденный полусгнившей пикой к земле - неправедно добытое не пошло впрок... Мимо латунной рамы в два человеческих роста высотой; от знаменитой картины остались лишь обрывки холста - и пляшущая под ветром полуулыбка... Мимо расколотой на пятнадцать неравных кусков массивной пятиконечной звезды из ядовито-алого рубина. Куски разбросаны неправильным овалом вокруг бывшего пьедестала - пирамидального шпиля из белой стали и темно-зеленого малахита. Сам шпиль покорежен ударами лома и испещрен потеками старой краски и грязи, однако сравнительно цел...
Осторожно! Осторожно! Истинный здесь рай иль ложный,
не поверить невозможно этим тихим голосам.
Тот, кто ищет - не поймает; тот, кто хочет - потеряет;
тот, кто может - не познает, не поверив в чудеса.
Орас почти ничего не видел - слезы уже застывали прямо на глазах, даже не пытаясь скатиться вниз, по проложенным их предшественницами кровавым бороздкам на щеках юного мага. Впрочем, мало кто назвал бы его юным - теперь.
Он упрямо двигался вперед, и говорил, говорил, - словно слова могли что-то изменить... изменить здесь ли, где меняться было уже нечему - или там, где изменениям противилась сама Ткань Существования...
Мертвый город. Мрак и холод. И - застывший в камне голод.
Стар душою ты иль молод, выхода отсюда нет.
Мало знать, уметь и верить - не откроешь этим Двери,
мудростью и силы мерой - не измерить жизни свет.
Он не видел, не мог увидеть, как за его спиной тает снег, а каменистая дорога окрашивается в пастельно-сиреневые тона. Не видел он и того, как обломки реликвий Старого Мира становятся тем, чем должны были стать еще тогда, по завершении Великой Войны. Прахом, тленом, из которого когда-нибудь возродится жизнь - но жизнь новая, не обремененная тяжестью мертвого прошлого. Орас не видел этого, потому что не оборачивался. Не мог.
