У Мареева не было билета. И "Око"-рок его не волновал. Его волновала Таисия. Но попробуй докажи это плотной стене и кордону у широко запахнутых дверей!
Он не стал доказывать.
"Рука на затылке" провела его сквозь толпу по стремительной прямой. Парни с повязками сдерживали напор. Они не спрашивали "Ваш билетик? А ваш?" Они глядели поверх, но без билета мимо них никто просто не совался. Отчетливо-плавные жесты, набитые мозольки на костяшках пальцев. И абсолютный покой. Понимание того, что если их вынудят, то... Понимание, что их не станут вынуждать.
Мареев нажал на стеклянную створку, желудочным басом сказав как своим:
- Добрый вечер!
Парни с повязками кивнули как своему. Пропуская, один из них хлопнул сверху по его ладони, еще преодолевающей сопротивление двери:
- Сетокан? - В голосе был вопрос и ответ. И уважительность.
Мареев неопределенно мотнул головой. Все! Он внутри.
Деловито прошел через зимний сад, наводненный жаждущими начала "Ока". Декоративный булыжник, декоративные пальмы и кактусы. И еще более декоративное скопище. Бляшки, бусы, булавки, нашейные кошельки и кошелки. Впрочем, и "тройки" со значком на лацкане. А интересно, есть ли среди всех этих те... которые вчера на скейтах?
Мареев прямо-таки воспрял. Газировка уверенности вскипела и ударила в голову. Не нужен ему никакой "Око"-рок! Ему Таисия нужна. Вы все сюда в гости пришли, а она тут работает. Она тут как дома. И он пришел к ней. Как к себе домой. И - на задний план все неприятности: с работой, с Адой, с Танькой. Потом, потом. Еще успеет намаяться. А пока...
Он поднялся на второй этаж. Здесь было малолюдней. То есть просто никого. Коридор, методкабинеты. Он толкнул ладонью знакомую дверь. Мельком посмотрел на руку. Какой еще се-то-кан? Нормальная рука! Чем таким вызвала уважительность?!
Таисия сидела одна в кабинете. Спиной к нему, лицом к окну. Чашки берушей глушили шумы. Немудрено, что она - в берушах. Слева за стенкой истошно имитировали семейный скандал мим-клоуны из "Лицеедов". Справа детский хор звеняще уверял:
"Лучше хором! Лучше хором!" Сверху батутно прогибался потолок. Туп-тутуп-туп! Группа "Стройность" аэробировала весомо, грубо, хоть и незримо. Снизу били упругие басовые - "Око"-рок настраивался на новую волну перед выходом на сцену.
Вокруг Таисии громоздились ящики, плелись провода, пунктирно мигали индикаторы. Как же, как же: "У нас подростки, и каждый требует..." А она сиди тут среди музыкальных шкатулок и дежурь от сих до сих. Методист, работа. Уже вечер, уже скоро ночь, а она тоскуй в берушах и смотри своими колодезными глазами в пустое окно. Бе-едненькая.
Это Мареев от газированной уверенности и от "руки на затылке": "Бе-едненькая". До сего дня он ее боялся. Не ее, а Липы, Люськи, Ады. Всех и каждую. Обжегшись на молоке. И вел себя с Таисией как с памятником снизу вверх. Принося к постаменту знаки преклонения - вот Ящик принес... И все ждал безнадежно, когда оттает? Разве она может оттаять, если она памятник? А тут что-то повернулось в Марееве - она сидела одна среди кубического, тяжелого, многомощного железа. Она сидела, обхватив себя за плечи, то ли прячась, то ли защищаясь. И беруши торчали чебурашьи. И Мареев смотрел на нее уже сверху вниз. Как на Таньку.
Танька. Таня. Тая. Символично! Никакая она не Таисия. В Таисии есть нечто мраморное, отчуждающее. Она - Тая! Та-ая. Бе-едненькая.
Мареев мягко поставил сумку с Ящиком на пол. Подкрался. И (никогда раньше не смог бы, не посмел - разве можно так с памятником?!) накрыл ее глаза - угадай.
Она вздрогнула и рывком сбросила его пальцы. Мгновенно, по-птичьи, оглянулась.
Мареев улыбнулся, стараясь, чтобы получилось не виновато, а утешающе. У него получилось. Судя по Таисии. Да, когда она только повернулась, это была Таисия. Мраморно-отчужденная. Потом - удивление на дне "колодцев". Потом - Тая. Он все улыбался. Не только утешающе, но и покровительственно.
Она сняла чашки берушей, волосы рассыпались серебряным дождем... Откуда это? Ах, да! "Мертвые не потеют". Фу, какая штамповка!
"Звезда-Трех-Миров"... И никаким не серебряным! И, храни нас бог от ассоциаций, не рыжим! Русым. Но рассыпались. Красиво. Интимно. Будто не беруши, а заколку сняла. Та-ая...
- Есть предложение послушать хорошую музыку! - подчеркнул Мареев "хорошую", не меняя улыбки.
- Где? - скованно спросила она.
- У... меня, - Мареев мысленно схватился за голову. Что же такое он говорит?! Он-то имеет ввиду: у меня - мол, Ящик тут у меня. Но Тая может истолковать, как... А как еще можно истолковать?! И не говорил он ей раньше ничего подобного. Скажешь такое памятнику - тот не поленится, сойдет с постамента и приложит каменной десницей по наглой роже.
Тая моментально превратилась в Таисию. В "колодцах" заплескалось едкое.
Мареев застыл. Будь что будет. Наглая рожа, так наглая рожа. Сказал и сказал. Отступать поздно, смешно и некуда.
- Вот так сразу? - с защитной усмешкой спросила она.
- Ну, нет! Сначала поужинаем! - нахально перешел он в наступление. Пропадать, так с музыкой и на сытый желудок.
- У нас бар закрыт. И кафе тоже. Весь первый этаж... - менее скованно сказала Тая. Да, снова стала Таей. И как бы извиняясь: - "Око"-рок. Давка будет. Вот и перекрыли...
Она нагнулась, выдвинула из-под стола холщовую сумку:
- Нам сегодня набор дали. Тут банка кофе. Растворимый. Правда, наш... Томаты, консервы... В городе тоже все уже закрыто... Только вот где бы хлеба?.. - переложила пакеты покомпактней и подняла голову. Сама готовность!
Мареева залихорадило. Вот так и все?! Так просто?! Она с ним никогда подобным образом не говорила. И не смотрела... Да, но ведь и он, в свою очередь, не... Он никогда не позволял себе столь утешающе-покровительственно говорить и смотреть. Опять плохо?! Опять не устраивает?! Да нет же устраивает! Но чтобы вот так, просто... А если трезво рассудить, оба они давно вышли из школьного возраста и школьных представлений о... Хотя сейчас у школьников представления весьма... хм! Вот и радуйся. И веселись!
Мареев и радовался. До лихорадки в конечностях. Хлеб - ладно! Остальное - у таксиста! Это Мареев берет на себя. И куцую квартирную обстановку - тоже. И тесный спальник - тоже. Разве это главное?! Главное, что Таисия стала Таей. Главное - уверенность! Буря и натиск. И плевать, что пуговица на соплях.
- Пошли! - сказал Мареев. Получилось властно. Так и надо.
- Пошли, - отозвалась Тая тоном птенца под крылом.
Они пошли. Мареев легко закинул холщовую сумку с продуктами на плечо и, шалея от собственной смелости, приобнял Таю. Так и пошли. Сквозь пустынный зимний сад (юношество утекло в зал, "Око"-рок начинался), сквозь парней с повязками, сквозь толпу неудачников-безбилетников.
