— А почему такие обношенные и грязные?
— Не успеваю я, сынки, их доглядать. Я же вольнонаёмная, в первую очередь обстирываю баб-солдаток и двух мужиков-офицеров. А Светочка-девочка одна с малышнёй не управится
— Сколько всего деток?
— Шашнадцать, но трое уже на подросте, а Светка с Димой вообще почти взрослые.
— Марьяновна, у тебя вода в казане кипит для стирки?
— Нет, сынки, хочу деткам снытки с крапивой и щавельком наварить.
— Снытки с крапивой, говоришь? Ну и вари, а мы сейчас вернёмся. За мной, Павло.
— Ты куда? Нам же Артёмку отыскать надо.
— Потом. Сначала детей накормим.
* * *
Павел с Петром вошли в землянку-казарму для личного состава.
— Стучаться надо, тут женщины! — ойкнула самая писклявая, прикрываясь застиранной до серости штопаной простынёй.
— Почему не выполнили мой приказ, не переоделись в гражданку?
— Так не успели ещё, начальничек! Переодеваемся.
— Дайте мне мешок… Я сказал — большой мешок. Павло, успокой их, пока я делом заниматься буду. Только без синяков и фонарей под глазами, ладно?.. Ага, вот у них наша рыба с плота. Вот мой вещмешок. Спиртягу, конечно, Кабанюку отдали, а то и себе припрятали.
— Нет, вот ещё осталось, — протянула ему пискля фляжку в чехле.
— Где мои сухари и гречка?
Обозлённые бабы на его вопрос только презрительно отвернулись.
— Ладно, суки, найду.
Генерал Петька выгребал из шкафов и тумбочек всё подряд — упаковки галет, сухарей, сахара, конфет, сгущёнки, манной крупы и риса, а Павел тем временем одну за другой укладывал скалящихся, царапающихся фурий разбитыми мордами на пол.
— Наше не бери! Что мы жрать-то будем?
— Снытку будете варить с щавельком и крапивкой, как Марьяновна деткам варит.
— Петька, гля-ка! — присвистнул Павел. — Они и моего сома оприходовали — на балык сушить повесили под потолок.
— А ну, сучары, ещё один мешок мне! И почему у вас полевая кухня в землянке стоит?
— Для отопления зимой.
Павел приподнял крышку котла.
— Запах духовитый… Что в котле?
— Гречка с тушёнкой.
Генерал откинул брезентовый полог кладовки.
— А это кто за занавеской прячется?
— Мы тут прибираемся у тётенек каждый день, — поднялись с пола девочка и мальчик лет девяти-десяти.
— Молодцы, — чисто прибираете! А стирает на них Марьяновна?
— Марьяновна.
— А вы убираете за тётеньками, хорошо… Сухо тут, уютненько даже… Тебя, мальчик, как зовут?
— Тишка.
— Тихон, ты знаешь кто я?
— Слышал уже — генерал.
— Тогда выполняй мой приказ. Бери с собой свою подружку-прибиральщицу…
— Варька её зовут.
— Скажите Марьяновне, чтобы немедленно перевела сюда всех детей до единого. Теперь они тут будут жить.
— А нас куда? — презрительно скривилась щербатая красотка.
— Вам в детской землянке на низком берегу самое место.
— Там сыро и грязно. Яма под дырявой крышей.
— Для таких жаб самое место.
— Ты здесь не командуй! У нас свой командир есть — Манька.
— Собирайте ваши бэхи, шмотки и монатки, как вы их называете по-блатяцки. Матрасы, одеяла, простыни и подушки оставить. Ну, живее! А то мы с Павлом всё ваше бабское богатство наружу выкинем. Где замок от оружейки?.. Ох, ты же глянь! Даже снайперская винтовка… Запираю оружие, продукты и вашу военную форму в оружейную комнату. Ключ отдам Марьяновне. Она у нас пока завхоз. А вы теперь просто гражданские бабёнки.
— Марш в яму, жабы! — шумнул на них Павло.
Четыре бабы в платках и заношенных тряпках засеменили вниз по склону к детской землянке с узлами за спиной, как настоящие беженки. А навстречу им Марьяновна вела ребятню.
* * *
— Марьяновна, в этих завязанных мешках еда только для детей. Проследите, чтобы никто из взрослых бабищ и кусочка не взял. Вас я моим приказом назначаю воспитателем.
— Баб же тоже кормить надо.
— Павло им мешок перловки отнесёт. Пусть посидят на диете.
— А они меня не побьют?
Павел как взбеленился:
— Я их сам побью. Ты больше не обстирываешь и не обшиваешь этих стервей, а следишь только за детьми. Ясно? Так тебе генерал приказал.
— Ой, сынки, боюсь. Бабы эти лютые.
— А как вы сами попали сюда, Марьяновна? — спросил Пётр.
— Так с этими же детками на поломатом напополам пароме сюда нас прибило. Капитан меня на службу принял.
— А в Калинковичах кем работали?
— Акушеркой в роддоме.
— Да вам же цены нет! Кобылам толстозадым скоро рожать. Из деток многие умерли?
— Слава богу, все живы и здоровы.
— Спасибо вам!
— Спасибо тебе, сынок! Только, сдаётся мне, ты никак не тянешь на настоящего генерала.
— А что не так?
— Худющий и росточка малого. Придушат тебя бабы, если гурьбой навалятся.
— Фельдмаршал Суворов точной такой комплекции был.
* * *
— Петька, что мы с бабами да детьми возимся! Артёмку надо искать.
Не успел он договорить, как что-то грохнуло на уже на самОм острове.
— Ракетная атака! — крикнул генерал, когда они с Павлом выбежали на самую верхушку острова. — Убитые? Раненые?
— Не-е, — ответил перепуганный мальчик Димка, — это Кабанюк своё гнилое нутро по потолку размазал.
В "штабном" бункере от взрыва стальная дверь сорвалась с петель и едва не убила обоих охранников, мальчишку и девчонку Светку. Поднялся бабий вой — весь гарем в крестьянских платках заголосил по отцу своих ещё не рождённых детей. Черноокая красавица с двумя выбитыми зубами заглянула в бункер и отпрянула, давясь рвотой.
Когда отблевалась, прорычала Петру, как простуженная волчица:
— Тебе конец! У него батя — генерал в генштабе.
— Московские паркетные генералы уже давно во Флориде и Калифорнии геморрой свой греют.
— А дед Кабанюка до маршала выслужился.
— Их много таких, какие выслуживаются продажей родины.
— А если что, так я тебе сама глотку перережу. Бойся меня, так и знай. Как волчица тебя буду скрадывать всю жизнь, пока не прикончу.
— Тётка Манька, да заткнись ты! Теперь тебя никто не боится.
— Светочка, не трогай её. Она в состоянии аффекта. Ты и Димка, идите помогать бабушке Марьяновне. Там вы сегодня вкусно покушаете с детками. Моя гречневая каша с тушёнкой… Э, Димон, пистолет-то верни… Айда, Павло, теперь за Артёмкой! Тут всё спокойно.
— А тебя, Павло, как натовского немца, командир Кабанюк обещал сдать бундесверовским органам, как только наши придут, — крикнула им вслед унтер-офицерша Манька. — Я сама тебя выдам. Бойся меня!
