Ознакомительная версия.
Индеец так и сделал. Последние секунды, проведенные в этом теле, он использовал на то, чтобы, воздействуя на тонкие тела журналиста, достаточно ослабленные (как и у всех тут) дурью, просто усыпить его очень основательно; по сути дела, погрузить в летаргический сон с пробуждением на шестые сутки. Летаргия хороша (в таких случаях) тем, что на первый взгляд ее легко принять за смерть, на что, собственно, Рука и рассчитывал: в первых сообщениях с места происшествия именно о смерти и будет говориться, а когда врачи (как он надеялся) разберутся, эта информация перестанет быть актуальной: все должно так или иначе закончиться раньше.
Журналист и правда мало чем отличался от покойника, когда Гибкая Рука, уже завладев своим собственным телом и сразу же контрвибрациями рассеяв убийцу, выходил из зала, а один-другой из кайфовавших уже начинали почти осмысленно оглядываться. Здание удалось покинуть беспрепятственно; внизу, как и обычно, царила сутолока. Добраться до обители и войти в нее удалось без происшествий – напротив, братия у ворот его уважительно приветствовала. Когда он оказался в обители, то решил, что будет ожидать дальнейшего развития событий, конкретно же – общей команды по экипажу, которая непременно должна была прозвучать.
2
Что такое?
Сознание Питека, обитавшее сейчас в теле судьи, который был еще и великим наркодельцом Альмезота, во всяком случае, одним из главных, – сознание это вдруг встрепенулось и принялось работать уже в другом направлении. Потому что с переднего сиденья к нему повернулся тот телохран, что в движении отвечал за связь:
– Судья, тут депеша со спутника на факс. – И подал бумагу.
«Верховный наблюдатель Всеобщего суда – председателю Судебной палаты шестого округа. Считаю своим долгом выразить глубокое недоумение, вызванное решением коллегии под Вашим председательством, вынесенным по делу иска 1929 к нам высланы убийцы в наших телах…» -
и так далее.
Питек неторопливо прочел сообщение до конца. Внимательно огляделся, оценивая обстановку.
Кортеж миновал пригород, и скользуны мчались теперь по широкому, шершавому полотну загородной дороги. Двигались по крайней левой полосе, отделенной от встречного движения высоким бордюром и газоном метра в три шириной. Приблизиться сзади к процессии было практически невозможно, потому что правее, по соседней полосе и на уровне хозяйского возка, держалась вторая машина охраны, первая возглавляла колонну, третья, последняя, – замыкала. Таранить скользун встречной машиной тоже было бы очень непросто: для этого атакующему пришлось бы преодолеть тот бордюр, что был с той, встречной стороны, пересечь газон, второй бордюр – и все это осуществить с таким расчетом, чтобы оказаться между первой машиной охраны и хозяйским скользуном. Чтобы реализовать такой план, нужна была бы тяжелая грузовая повозка, для какой и бордюры, и газон не оказались бы серьезным препятствием, не заставили бы сбиться с направления, замедлить скорость, а то и перевернуться, не достигнув цели. Но в ближайшем встречном ряду, да и во втором тоже, ни одной такой повозки видно не было – только легковые скользуны. Значит, и оттуда никакой опасности вроде бы не грозило. Что же тогда?..
У наркосудьи было, пожалуй, больше опыта в делах такого рода, да и воображение тоже побогаче. Но все же это не его команда была, а Питека, переданная по связи во все возки:
– Небо видеть! Всем!
После чего крыши возков стали прозрачными, позволяя следить за, как это называется у летчиков, верхней полусферой.
– Готовить карусель!
В результате этой команды ничто вроде бы не изменилось, только водители переняли управление на себя, а в своих кваркотронных коллег загрузили одним нажатием нужную программу.
И почти сразу же последовал доклад с первого и практически одновременно – с правого возка:
– Небо – два часа!
Все взгляды мгновенно обратились в указанном направлении.
То был не агрик, легкая машина, какую предпочитают использовать для того, чтобы вывезти к цели снайпера. Ничего удивительного, известно, что деятели такого уровня, как наркосудья, пользуются экипажами, обладающими надежной броневой защитой, которой не страшны ни иглы, ни легкие и средние дистанты, какими обычно и пользуются стрелки. На этот раз к каравану приближался боевой агрон без опознавательных знаков, то есть и не армейский вроде бы, и не принадлежавший службе порядка – неизвестно чей, одним словом; да сейчас и не время было думать о его принадлежности. Следовало заботиться о другом: об уклонении и обороне, потому что такие машины всегда вооружены серьезным стационарным оружием, против которого бронированный скользун – не гарантия выживания. И поэтому хозяин каравана не промедлил со следующей командой:
– Пошла карусель!
И четкий строй машин мгновенно сломался, смешался, началось то, что нередко называют здесь кордебалетом, хотя более распространено другое слово: «Сотворение». Тому, кто пустил его в оборот, представлялось, наверное, что при сотворении мира именно так и вели себя сгустки материи. Не снижая скорости, скользуны выписывали в пространстве замысловатые фигуры, поминутно меняясь местами, как бы вращаясь то друг вокруг друга, то вокруг какого-то невидимого центра притяжения, то вытягиваясь в продольную, по движению, линию, то выстраиваясь в цепь, занимающую все полосы дороги, и снова входя в кружение, но уже в обратном направлении… Так что теперь разобрать сверху, где в это мгновение находится тот возок, который раньше катил в середине конвоя, было практически невозможно. Открывать же огонь, не будучи уверен, что в прицеле у тебя настоящая цель, можно, конечно, но в соответствующих условиях: когда нет риска угодить в кого-то, кто в этой игре не участвует, просто находится в это время на этом же месте. Конечно, если бы шла война, то на такую мелочь никто не стал бы обращать внимания. Но сейчас войны нет, и место – не безлюдная пустыня, где никто не заметит и не донесет, а оживленная трасса близ столицы, так что все происходящее внимательно отслеживается на мониторах службы транспортного порядка. Едва прозвучит первый выстрел, Державная эскадрилья порядка через минуту-полторы окажется здесь (у них исключительно скоростные машины, от которых уйти практически еще никому не удавалось) и приступит к своим обязанностям, не пренебрегая самыми суровыми методами. Это было всем известно, и потому ни одной атаки еще не было предпринято сверху, да и снизу не было попыток урезонить экипаж агрона, хотя все имевшееся в возках оружие – а было его немало – сразу же изготовили к бою, и прозрачные крыши в любой миг можно было убрать одним нажатием кнопки. Так что скользуны, продолжая свои эволюции, все так же резво мчались вперед, а неизвестный агрон не отставал от них, держась на небольшой высоте, как бы выжидая удобного момента. В общем, план нападавших представлялся ясным, потому что обстановка на дороге не очень быстро, но неуклонно изменялась в их пользу: разобравшись в происходящем, машины, находившиеся позади кортежа, все более замедляли скорость, стремясь отстать, чтобы не попасть под горячую руку; некоторые и вовсе съезжали с полотна и останавливались. А те, что находились впереди и кого кортеж настигал почти на предельно возможной скорости, тоже достаточно быстро соображали, что к чему, и сворачивали на поперечные дороги, стремясь поскорее выйти из опасной зоны. Близилась минута, когда пространство вокруг преследуемых скользунов окажется совершенно пустым, и тогда можно будет бить на поражение, не опасаясь задеть посторонних, что сразу же вызвало бы атаку державников; если же этого не случится – те, скорее всего, предпочтут считать происходящее очередной разборкой и вмешиваться не станут, чтобы не накликать неприятностей на свою голову. Так что осталось подождать лишь немного.
Ознакомительная версия.
