Если бы вы знали, каких трудов стоила Вячеславу Акимовичу организация самого простого ужина на десять персон! Можно ему посочувствовать. Цветную телепередачу с далекого Севера организовать легче, он за нее спокоен. До того спокоен, что остался дома, поручив всю технику своим помощникам, среди которых не было даже Бабкина и Нади.
А дома у него помощников нет, только «Книга о вкусной и здоровой пище». Инженер умел обращаться с любыми техническими справочниками и потому решил, что и в этой книге стоит лишь найти подходящие рецепты — и тогда, в зависимости от доставленного из стола заказов «сырья», строго придерживаясь технологии, нетрудно изготовить ужин.
Однако через некоторое время инженер убедился в своей грубейшей ошибке. Такого с ним не бывало за лабораторным столом. Подвела терминология: «дуршлаг», «шумовка». Что это такое? Инструмент? Но как он выглядит? И потом — как понимать «довести мясо до полуготовности», когда инженеру неясно, на какой минуте наступает полная готовность? Ничего не поделаешь, придется обойтись холодными закусками. Он хорошо освоил технологию «салата из огурцов», а об остальном позаботились в столе заказов: сыр, колбаса, рыба уже были нарезаны тонкими ломтиками, оставалось лишь разложить их по тарелкам.
Не пришлось Вячеславу Акимовичу похвастаться кулинарным искусством. Впрочем, можно обойтись и без этого, главным блюдом сегодняшнего ужина он считал раков, столь любимых Набатниковым, который вызвался приготовить их сам. Ясно, что знаменитый ракоед не мог доверить такое дело неопытному кулинару. И вот две сотни отборнейших раков ждали Афанасия Гавриловича в ванной.
Что же случилось после первого опыта Набатникова?
Афанасий Гаврилович вместе с комиссией вылетел в Москву, откуда он привез решение — опыт повторить, но уже в другом месте. Пичуева попросили установить несколько телевизионных передатчиков, крайне необходимых для новых испытаний. Он с радостью остался в экспедиции, тем более, что это входило в планы его исследований.
Зная характер Зины, можно было не удивляться, что сразу же после болезни она села за штурвал самолета. Один из телепередатчиков был предназначен для наблюдения с воздуха. Студенты уже уехали — первого сентября начало занятий. Багрецов отправился в Москву еще раньше, а Пичуев вместе с другими специалистами продолжал пробные телепередачи.
Но вот и для него настала печальная пора расставания. Простился с Зиной, думал, что не увидит ее до весны, но, к счастью, вышло иначе. Опыты Набатникова перенесли на Север. Зина Аверина хорошо освоила полеты с контрольными аппаратами (для измерения радиации), знала и условия работы телевизионных камер, с которыми летала не раз, а потому по просьбе Набатникова ее перевели из лесной авиации в специальный институт, где Зина должна была заниматься теми же делами, что и в экспедиции.
Месяц назад Зина приехала в Москву. Пичуев устанавливал в самолете новые аппараты для передачи цветного изображения. Зина полетит с ними на Север, туда, где методом Набатникова будут вскрываться рудные пласты.
Виделись ежедневно, бродили по тропинкам желтеющих подмосковных рощ, бывали в театрах. И каждый раз, как только Пичуев затрагивал единственно интересующую его тему о линиях жизни — они просто уже не имеют права быть параллельными, — Зина обрывала его: «Придет время — сама скажу». Инженер, к стыду своему, начал уже сравнивать ее поведение с Надиным кокетством, считая, что девушки, мол, все одинаковы, но потом долго злился на себя и мысленно просил у Зины прощения.
И вот она улетела. «Крылышко мое!» — растроганно, с не свойственной ему нежностью думал Пичуев, с тех пор в молчаливом разговоре с самим собой так и называя Зин-Зин «Крылышко». Писем от нее не было, но инженер, принимая очередную телепередачу с самолета, знал, что ведет его Зина, — картинка на экране не шелохнется, а при вираже лишь слегка поплывет вверх.
Пичуева словно подменили. На столе появились томики стихов Тютчева, Фета. Никогда в жизни он их не читал, а сейчас понравились. Потом неожиданно для себя открыл, что настоящая, глубокая музыка может вызывать волнение и слезы. Это было совершенно непонятно. Конечно, он человек культурный, «Крейцерову сонату» читал, но ведь разные бывают натуры: чувствительные и вполне обыкновенные; к ним Пичуев причислял и себя.
Все изменилось, все стало иначе. Раньше никогда бы в голову не пришло, что «Альтаир» можно назвать счастливой звездой — наивная символика, придуманная Левой Усиковым, — но разве не «Альтаир» привел его к Зине? Конечно, это самая простая случайность, а все же, нет-нет, да и подумаешь: какие, однако, бывают счастливые случаи!
Перед самым отлетом из Москвы Зина обмолвилась, что по утрам кормит каких-то пичуг, прилетающих к ней на балкон гостиницы. И Вячеслав Акимович стал кормить воробьев. Они привыкли, ждали на балконе, а инженер регулярно, перед тем как ехать на работу, крошил им булку, думая, что «Крылышку» это приятно. Кто знает, не они ли прилетали к ней! Во всяком случае, вон тот хромой воробышек, рыжий и задиристый, обязательно бывал у нее на балконе. Старый знакомец!
В тот день, когда Пичуев провожал Зину, она сказала, что писем пусть не ждет, писать не любит, беспокоиться нечего, не маленькая, сводки о полетах будут передаваться через радиостанцию экспедиции. Вот и все! Инженер спросил: а вдруг она, наконец, проверит себя, неужели и тогда не напишет письма? Ведь он так мучается, пожалела бы. «Ничего, — улыбнулась Зина, — узнаете». На том и расстались.
…Вячеслав Акимович, задумавшись, сидел у телефона, словно ждал звонка междугородной. Нет, не услышит звонка. Там, где сейчас Зина, пока еще нет ни городов, ни телефонных линий.
Вспомнив, что скоро приедут гости, Вячеслав Акимович засуетился. Он еще в халате, надо скорее переодеться. Быстро сбросил его, достал из-под дивана туфли и, развязывая шнурки, опять задумался: «Крылышко мое!.. Почему ты не здесь?»
Гости инженера Пичуева, народ организованный, пришли точно в назначенное время. Да это и вполне понятно, люди привыкли к точности: ученые, инженеры, лаборантка, техники, студенты.
Лева Усиков чуть было не опоздал — красил картонную модель летающего диска, хотел ее обязательно сегодня подарить Пичуеву Серебряная краска еще не высохла, так и пришлось нести. Митяй торопил.
Хозяин встретил гостей в прихожей. Звонки, короткие и длинные, робкие и уверенные, следовали один за другим. Пришел Набатников, поискал место на вешалке, где привык оставлять пальто, но там не было ни одного свободного крючка.
Гости разбрелись по комнатам. В кабинете, с разрешения хозяина, Левка подвешивал к люстре серебряный диск. Конечно, это было удобнее сделать Женечке, ему незачем тащить из кухни табуретку, но Лева боялся, что алюминиевой краской Женечка измажет свой новый костюм, синий в полосочку. А у Левы серенький, не заметно.
