Гости разбрелись по комнатам. В кабинете, с разрешения хозяина, Левка подвешивал к люстре серебряный диск. Конечно, это было удобнее сделать Женечке, ему незачем тащить из кухни табуретку, но Лева боялся, что алюминиевой краской Женечка измажет свой новый костюм, синий в полосочку. А у Левы серенький, не заметно.
Митяй неодобрительно косился на Левкино от замечаний воздерживался. Впервые надетый им галстук — выдумают же люди заботу! — почему-то развязывался, за ним надо все время следить. Конструкция явно недоработанная.
Легко, как птичка, Надя перелетает из комнаты в комнату, весело щебечет, развлекая гостей. Все ее провожают ласковыми, восхищенными взглядами. Даже сам профессор Набатников отдает должное ее остроумию, раскатисто хохочет, колышется его большое тело.
Вспомнив, что в доме нет хозяйки, Надя побежала на кухню…
Забравшись на табуретку, Лева вырисовывал на нижней поверхности диска контуры люков и иллюминаторов.
В столовой о чем-то беседовали Набатников и Журавлихин, а в кухне молчаливо хозяйничали Вячеслав Акимович и Митяй. На плите в высокой кастрюле кипятилась вода для раков. Митяй резал укроп.
— А ну, мальчики, марш отсюда! — весело скомандовала Надя. — Без вас обойдутся.
Она подвязала полотенце вместо передника и выхватила у Митяя нож. Митяй удовлетворенно вздохнул. Работа скучная, да и сноровка требуется. Хорошо девчатам, у них пальцы тонкие.
Пусть тонкие, но не всегда умелые. Наде редко приходилось заниматься хозяйством, все мать за нее делала, сама же трудилась на кухне лишь в исключительных случаях. Сейчас решила показать свою ловкость, а вышла неприятность, разрезала палец, вскрикнула, на глазах навернулись слезы.
Пришел Набатников, снял пиджак, засучил рукава и сразу же выразил неудовольствие по поводу нарезанного укропа:
— Так никто не делает. Укроп кладут целиком, ветками. Это не окрошка.
Наде вновь пришлось пережить разочарование: резала-резала, палец разрезала, а все впустую. Какая она несчастная! Ужасно!
Митяй взял миску, направился в ванную комнату, откуда принес полтора десятка раков.
— Только и всего? — удивился Набатников. — А где же остальные?
Из кабинета послышался приглушенный крик. Что-то случилось с Левкой! Митяй, по долгу друга, бросился на помощь.
Подпрыгивая от боли, Лева размахивал рукой. Выяснилась следующая забавная история. Он уронил кисточку, и та закатилась под шкаф. Шаря под ним, Лева перепугался до смерти: какой-то скорпион вцепился в палец. Левка оправдывался, ведь он не знал, что в доме существуют раки. Вовсе он не труслив спросите у ребят, — но подвела неожиданность.
— Любой человек завоет, — говорил он, посасывая палец.
Надя торжествовала. А Левка пожаловался: скоро, мол, все останутся без пальцев Это было вполне возможно, так как гости занялись ловлей раков, но ловили их не в реке а под диваном, креслами, под коврами, и веселились до слез. Даже Набатников ползал под столом, а потом, еле отдышавшись, признался, что никогда в жизни ловля раков не доставляла ему такого удовольствия.
Всей гурьбой пошли исследовать, каким путем раки расползлись по квартире. Оказалось, что мохнатая простыня, которой хозяин накрыл ванну, намокла и соскользнула вниз. По ней раки выбрались на свободу, проползли под дверью, затем не спеша проследовали в кабинет.
Веселье не прекращалось и за столом.
— А мы не пропустим передачу? — напомнил Набатников, обращаясь к Вячеславу Акимовичу. — Включите телевизор на всякий случай. А я позвоню в институт, узнаю.
В столовой погасили люстру. Лампы дневного света горели в кабинете, и через открытую дверь свет их падал на стол.
Метровый экран был приподнят над головами зрителей, и никто никому не мешал видеть. Лева Усиков сразу же вызвался настроить аппарат, но Митяй осадил его: скрутит все ручки, пережжет проекционную трубку, и на этом дело закончится.
Некоторые радиолюбители, построившие новые телевизоры, уже принимали пробные передачи с летающего зеркала. Сейчас инженеры продолжали испытывать эту систему, главным образом изучая условия приема дальних передач. Телевизор Пичуева был рассчитан на цветное изображение, но мог принимать и черно-белое.
На экране шла программа Киевского телецентра — концерт детской самодеятельности. Воспитанники Суворовского училища, совсем еще малыши, в паре с девочками в белых передниках лихо отплясывали мазурку.
Движения малышей были изящны и грациозны, полны сдержанного достоинства. На лицах важная сосредоточенность. А дамы, дамы! Посмотрели бы, как они кокетливо приседают, двумя пальчиками чуть приподнимая платье, — видно, что кажется оно им длинным, с тяжелым шлейфом. Да разве можно удержаться от улыбки…
Вот на первом плане самый маленький танцор, коротко стриженный, белоголовый, падает на колено и, подняв задорную мордочку, следит, как, опираясь на его руку, «дама» выписывает круг. Девчонка смешная, с бантиками в косичках, но в глазах ее светится женское торжество. Она снисходительно опускает ресницы, уже с этих лет принимая как должное, пусть в танце, но все же коленопреклонение будущего мужчины.
— Знакомый случай! — с шумом вздохнул Афанасий Гаврилович. — Сначала — на одно колено, а вырастет — встанет на два. Такова уж наша мужская доля.
Надя тряхнула серьгами-вишенками, искоса взглянула на Вадима:
— Мне это ужасно нравится.
— Еще бы вам не нравилось! — Набатников уже слыхал о Надином характере. — Но есть странные вкусы. Мне рассказывали об одной девушке — она стремилась всех своих друзей поставить на колени.
Надя молчаливо глядела на экран, довольная, что в темноте не видно, как она покраснела, — поняла, в чей огород заброшен камешек. Но откуда Афанасий Гаврилович узнал о ее вот уж абсолютно невинном кокетстве? И вовсе она не желает, чтобы все друзья преклонялись перед ней и тем более страдали. Например, Бабкин. А Вячеслав Акимович? Вот кто Наде нравился больше других, и она заранее решила, что сегодня, по долгу хозяина, он проводит ее домой. Пусть Женечка и Димочка немножко покусают себе локти. За последнее время они стали ужасно задаваться. Звонят редко, а если приглашают в кино или театр, то почему-то оба вместе, будто никто не желает пойти с нею вдвоем. Другие бы мальчики за честь считали.
Объяснялось это более сложными мотива ми. Как-то Женя услышал от Нади довольно остроумную, но ядовитую шутку насчет увлечения Вадима, помучился, потосковал и понял, что завтра она высмеет и его любовь. Вспомнил письма, в которых Надя пыталась вызвать ревность к Вадиму, как ждал ее в парке долгих полтора часа. А на другой день Надя, нисколько не смущаясь, заявила со смешком, что пошла с Багрецовым на литературный вечер, где ужасно зевала, потому что молодые поэты попались все одинаковые, тоска смертная.
