Василий Головачев - Реквием машине времени

— Потому что такого эксперимента никак нельзя было упускать, — сказал Тор быстро. — Еще миллион лет может такого не случиться. Падение Луны на Землю или ее опасный проход у самой планеты, возможность наблюдать это своими глазами — да за это можно отдать душу черту! А станции можно увести на безопасную орбиту. И мы решили…

— То есть ты хочешь сказать, что тебе поручили отбросить Луну, а ты решил этого не делать? Ну и сволочь же ты…

— Бранные слова — это категория, для данного случая бессмысленная, — сказал Тор. — Речь идет о таком количестве бесценной информации, которое оправдывает все издержки.

— Люди тоже в издержках числятся?

— Господи, как вы не понимаете… — сказал Тор. Анастасия видела, что он не — сердился — совершенно искренне пытался объяснить собеседнику некую высшую истину. — Какие люди? Эти болваны, что поклоняются пяти звездам? Те идиоты, что копают бесконечный канал? Другие дикари? Да все они, вместе взятые, не стоят Эксперимента! Не смотрите на меня так. Здесь, на станции, есть люди, которые мои убеждения разделяют полностью. Есть такие люди и там, — он задрал голову к потолку. — К тому же часть этих дикарей уцелеет. Луна, по расчетам, должна упасть в Индийский океан, в глубине континентов могут сохраниться отдельные племена, хотя им какое-то время будет неуютно… А мы получим бесценную информацию. Правда, придется отложить переселение на Землю на какое-то время, пока все стабилизируется…

— А голову тебе не оторвут потом?

— В любом случае наука получит бесценную информацию. Одно изучение гравитационных полей при взаимодействии…

— Хватит! — Капитан присел над ним на корточки. — Не вижу смысла продолжать диспут. Займемся делом. Сейчас мы с тобой пойдем на капе, соберем дежурную смену и сыграем старт. Усек?

— Вы с ума сошли? Вы хоть представляете, какое это сложное дело?

— Старина, женщине ты бы запудрил мозги, — сказал Капитан с улыбкой. — А вот мне — черта с два. Падение Луны ожидается через считанные недели, ты сам говорил. Ракеты были размещены здесь исключительно для удара по ней. Значит, все давно рассчитано-просчитано на шесть ходов вперед, и пакет соответствующих программ давно в компьютерах. Не столь уж сложные манипуляции потребуются — всего лишь сыграть старт в неурочное время. Небольшая коррекция, и… Я предпочитаю думать о людях хорошо. Вряд ли у тебя, фанатика, здесь столько единомышленников, чтобы захватить контроль буквально над всем. Я правильно излагаю?

Тор молчал — кажется, силился порвать веревки. Мускулы напряглись, лоб покрылся испариной.

— Все правильно, — удовлетворенно сказал Капитан. — Если я и ошибаюсь, то в мелких деталях — вон как тебя корежит… А потому мы с тобой сейчас пойдем в бункер и поговорим с народом.

— Никогда, — сказал Тор хрипло.

— Прямо сейчас. У меня нет времени взывать к твоей сознательности и читать тебе мораль. Поэтому расклад простой. Или ты все сделаешь, как миленький, или… — он шепнул что-то Тору на ухо.

Анастасия видела, как страшно побледнел Тор, но ей ничуть не было его жаль.

— Да вы… вы… — прошептал Тор бледными губами.

— На темы морали мы поговорим потом, — сказал Капитан. — А сейчас встанем-ка на ножки… — он поднял Тора. — И пойдем делать фейерверк.

— Должен вас предупредить, — сказал Тор. — Не все со мной, вы правы. Слюнявый гуманизм наличествует… Но там есть люди, которые во всем со мной согласны. И они вооружены. Предугадать ход событий невозможно…

— А мы попробуем. Что у тебя там? — Капитан распахнул исковерканную дверцу, заглянул в шкафчик. — Довольно паршивый люгер. Я-то думал, бластер какой-нибудь… Оно и понятно: к чему вам совершенствовать оружие? Постой пока у стеночки, как двоечник в углу.

Он взял Анастасию за руку и вывел в прихожую. Заглянул в глаза:

— Все поняла?

— Самое главное, — сказала Анастасия. — Я с тобой пойду.

— Не смеши меня, Настенька, милая, вспомни одно — я в тебе не сомневаюсь, но для такого боя у тебя нет опыта. Абсолютно. Только помешаешь. Надо мне одному. Ну? Ты же рыцарь, ты же все понимаешь, так что не будем спорить, ладно?

В ней взвихрилось негодование, она собралась было сердиться и спорить. Но посмотрела Капитану в глаза и опустила голову.

Он был прав.

— Хорошо, — сказала она тихо.

— Умница, забери вот пистолет на всякий случай, пригодится. И если что, уходи в Китеж. У них не будет времени переиграть что-то с защитой, ты со своей пищалкой пройдешь. А лучше всего уходи сразу.

— Нет, — сказала Анастасия, глядя ему в глаза.

— Ну… Эх, времени нет, этот сукин кот расслабиться не должен… — Капитан притянул ее к себе, поцеловал, заглянул в глаза. — Между прочим, меня зовут Алексей.

Анастасия стояла у дома, смотрела, как уходят к низкому серому куполу две фигурки. Та, что впереди, — со связанными руками. Вот раскрылась выпуклая изогнутая дверь, вот они исчезли внутри, и дверь захлопнулась за ними. Минуты ползли медленно, как облака в безветренный день.

Анастасия уже разуверилась полностью в существовании богов, но сейчас молилась — земле и ветру, огню и воде, молилась истово, чтобы все удалось, чтобы остался жив ее любимый, чтобы мир был спасен. То ли слухом, то ли сердцем она почуяла в тягостной тишине короткую автоматную очередь. И еще одну. И какие-то хлесткие хлопки. Потом все стихло, вновь ползли нескончаемые минуты и всхрапывали за спиной кони, ползли в небе белые облака.

И наконец в спокойном воздухе, насыщенном ароматом неизвестных Анастасии цветов, загремел, уносясь к горизонту, железный, нечеловеческий голос:

— Стартовая готовность! Всем покинуть зону! Отсчет! Восемнадцать, семнадцать, шестнадцать…

Победа это или конец всех надежд, Анастасия не знала. Не сводя глаз с купола, она завороженно слушала железный голос, называвший все меньшие и меньшие числа и завершивший отсчет непонятным криком:

— Зеро!

И — загремело. Грохот раздался где-то внизу, в недрах земли, словно рвались из неволи к солнцу и свету неведомые исполины. Грохот накатывался тяжелыми упругими волнами, наплывал, заливая все вокруг, и вот уже весь мир стал грохотом, громом, и это было настолько страшно, что Анастасия даже не могла испугаться. Она застыла, как вкопанная, в лицо дунул порыв горячего ветра, и там, далеко впереди, в грохоте, в пульсирующем гуле, в растущем облаке тяжелого густого дыма поднялись над землей черные высокие башни. Они взлетали все выше и выше, оставляя за собой широкие, белые, пушистые полосы — словно диковинный лес деревьев-великанов вдруг умчался в небеса, волоча за собой свои хрупкие корни.

Слезы катились по щекам Анастасии. А башни взмывали все выше и выше, белые полосы становились бесконечно длинными, будто кто-то великанскими стежками сшивал небо и землю, соединяя их в одно целое. Вот уже совсем не видно башен, не разглядеть, вот и грохот стих, белые полосы все тоньше и тоньше, и Анастасия поняла, что это — победа, что мир остался тем же, но никогда уже не будет прежним.

В тишине, показавшейся сначала похожей на гром, Анастасия услышала, как за ее спиной бьются и храпят кони. Не обернулась к ним. Вся обратилась в слух. Кажется, в куполе вновь стреляли. Да, похоже.

Она ничего еще не знала точно, но верила, что они победили. А потому не столь уж бесполезным было ее стремление вмешаться в бой. Потому что бой не кончается и после победы.

С непросохшими на щеках слезами, с мечом в руке, с яростной надеждой в сердце она решительно шла к куполу.

Анастасия…

Июнь 1989 г.

Григорию, молодому автору-фантасту, тактично намекнули в литературном объединении, что он не умеет придумывать. Намекнули раз, намекнули два, и Григорий сам засомневался в своих возможностях.

Вообще-то фантазировать он умел! В щекотливые моменты семейной жизни, спасая свое доброе имя, такие сказки рассказывал жене, что потом, осторожно косясь на умиротворенную Тоню, удивленно хмыкал и крутил головой — с такими способностями романы бы писать… Так и случилось — он и в самом деле подался в сочинители. Правда, «сказки для жены» не были первым шагом на тернистом пути словотворца. Все началось еще в школьные годы, классе в пятом, когда, как и положено мальчишке, Григорий играл с друзьями-сорванцами в солдатики. Нет, не в оловянные. Вместо них имелась многочисленная деревянная армия, состоящая из десятков шахматных комплектов. Без шахматных досок — их выбрасывали за ненадобностью. А фигуры выстраивали на диване, на полу или, если постоянное воинственное буханье надоедало родителям, прямо в пыли на дворе.