— Уважим его просьбу. И сколько еще меня намерены здесь держать?
— Не знаю. Наверное, пока не придут к окончательному выводу в отношении тебя.
— Гм. Они не имеют права держать меня здесть неопределенно долго без какого-либо официального распоряжения на сей счет.
Маргарет отвела глаза в сторону.
— Насколько я понимаю, полиция сняла с себя какую-либо ответственность по данному делу. Доктор Тарберт отказался выдвинуть обвинения против тебя. Он утверждает, что ты и он проводили совместный эксперимент. Полиция считает, что он такой же... — тут он прикусила язык.
Бэк отрывисто рассмеялся.
— Такой же сумасшедший, как и я, верно? Так вот, Тарберт — никакой не сумасшедший. В данном случае он говорит чистую правду.
Маргарет подалась вся вперед, тень сомнений и тревог легла на ее лицо.
— Что происходит, Пол? Ты взялся за очень странную работу, это никакой не правительственный заказ, я уверена в этом! И это, что бы это ни было на самом деле, очень меня тревожит!
Бек тяжело вздохнул.
— Не знаю... Все снова переменилось. Возможно, я действительно был не в своем уме; возможно, в течение целого месяца я был жертвой самых странных, какие только можно себе представить галлюцинаций. Мне очень трудно разобраться во всем этом.
Маргарет потупила глаза и сказала тихо:
— Меня все время мучали сомнения, правильно ли я поступила, вызвав полицию. Я посчитала, что ты убиваешь доктора Тарберта. Но теперь... — она нервно дернула рукой, — ...я вообще ничего не понимаю.
Бек ничего ей не ответил.
— Ты не хочешь говорить об этом со мною?
Бек невесело улыбнулся и покачал головой.
— Ты посчитаешь, что я-таки в самом деле был сумасшедшим.
— Ты на меня не сердишься?
— Конечно же, нет.
Раздался звонок — знак того, что истекло отведенное для свидания время. Маргарет встала, Бек поцеловал ее. Заметив, что глаза ее влажные, нежно погладил по плечу.
— Когда-нибудь я все тебе расскажу — скорее всего, как только отсюда выберусь.
— Обещаешь, Пол?
— Да. Обещаю.
На следующее утро во время своего обычного еженедельного обхода к Беку заглянул доктор Корнберг, главный психиатр заведения.
— Ну, мистер Бек, — добродушно спросил он, — как вы себя чувствуете?
— Очень неплохо, — ответил Бек. — Я уже задумываюсь над тем, когда меня выпишут.
Как и всегда при подобного рода вопросах выражение лица психиатра стало уклончивым.
— Тогда, — не без лукавства произнес он, — когда мы убедимся в том, что доподлинно знаем, что же все-таки с вами происходит. Честно говоря, ваш случай, мистер Бек, заставляет нас изрядно поломать головы.
— Вы разве не убедились, что я вполне нормален?
— Ха-ха-ха! Мы не можем себе позволить выносить окончательное решение, подавшись сиюминутным впечатлениям! Некоторые из наших самых неизлечимых больных временами кажутся обезоруживающе нормальными. Это, разумеется, нисколько не относится к вам — хотя у вас еще и сейчас проявляются некоторые весьма озадачивающие симптомы.
— Какие же?
Психиатр рассмеялся.
— Какое я имею право раскрывать профессиональные секреты! «Симптомы», возможно, слишком сильно сказано. — Он задумался. — Что ж, попробую быть с вами откровенен, как мужчина с мужчиной. Почему вы часто, и притом еще по пять минут кряду, изучаете себя в зеркале?
Бек криво улыбнулся.
— Наверное, мне свойствен нарциссизм.
Психиатр отрицательно покачал головой.
— Сомневаюсь. Почему вы пробуете наощупь воздух у себя над головой? Что вы надеетесь там обнаружить?
Бек задумчиво потер подбородок.
— По-видимому, вы застали меня, когда я выполнял упражнения йоги.
— Понятно, — психиатр приподнялся, чтобы уйти. — Хорошо, хорошо.
— Еще минуточку, доктор. Вы не верите мне, считаете меня то ли фигляром, то ли хитрым притворщиком, но в любом случае, все еще параноиком. Позвольте мне задать вам один вопрос. Себя самого вы считаете материалистом?
— Я не признаю догматы ни одной из основанных на слепой вере религий, что подразумевает — или исключает — абсолютно все, как я полагаю, религии. Вас устраивает такой ответ?
— Не совсем. Меня вот что интересует: вы допускаете возможность существования явлений и ощущений, которые являются, скажем так, не совсем ординарными?
— Да, — настороженно произнес Корнберг, — до определенной степени.
— Значит, всякого, кто имеет что-нибудь общее с подобными экстраординарными явлениями и описывает их, можно вполне расценивать, как не в своем уме?
— Безусловно, — сказал Корнберг. — Тем не менее, если вы поведаете мне, что недавно видели голубого жирафа на роликовых коньках да еще играющего на аккордионе, я просто вам не поверил бы.
— Не поверили, потому что это было бы совершенной нелепицей, карикатурой на действительность. — Бек задумался в нерешительности. — Не стану пускаться в дальнейшие подробности, поскольку хочу как можно быстрее выбраться отсюда. Но те мои действия, свидетелем которых вы стали — изучение себя в зеркале, прощупывания воздуха, — все обусловлены обстоятельствами, которые я расцениваю как, скажем так, не совсем обыкновенными.
Корнберг рассмеялся.
— Вы явно осторожничаете.
— Естественно. Ведь я разговариваю с психиатром в сумасшедшем доме, который уже считает меня не совсем нормальным.
Корнберг неожиданно поднялся и направился к двери.
— Нужно продолжить обход.
Бек совершенно прекратил глядеть на себя в зеркало, перестал щупать воздух у себя над плечами. Через неделю его выпустили из психбольницы. Отпали и все обвинения против него. Он снова был свободным человеком.
Перед уходом из больницы доктор Корнберг на прощанье пожал ему руку.
— Меня весьма заинтриговали те особые «обстоятельства», на которые вы намекнули.
— Меня они тоже интересуют, — ответил Бек. — Я намерен произвести тщательное обследование их. Не исключено, что вскоре мы снова здесь встретимся.
Корнберг сокрушенно покачал головой. Маргарет взяла Бека под руку и повела к автомобилю. В кабине она крепко его обняла, пылко расцеловала.
— Вот ты и вышел! Ты теперь на свободе, ты совершенно здоров, ты...
— Безработный, — закончил за нее Бек. — А теперь мне нужно незамедлительно встретиться с Тарбертом.
На лице Маргарет, этом чистой воды зеркале любых испытываемых ею чувств, тотчас же проступило недовольство.
— О, давай лучше не будем беспокоить доктора Тарберта, — с откровенно наигранной беззаботностью произнесла она. — Ему хватит собственных своих неприятностей.
