Не то чтобы малыши без них вели себя особенно хорошо. Они просто меньше сопротивлялись и возражали. Эле приходилось только время от времени рявкать на Грего, чтобы он не пинал Квару под столом. Да и Квим с Ольядо держались тихо, не шпыняли друг друга. До конца обеда.
Квим откинулся на спинку стула и злобно улыбнулся младшему брату.
— Так это ты показал этому шпиону, как забраться в мамины файлы?
Ольядо повернулся к Эле:
— Ты снова оставила лицо Квима открытым, Эла. Ты должна приучить себя к аккуратности. — Этой шуткой Ольядо попросил ее вмешаться.
А Квим не хотел, чтобы Ольядо помогали.
— На этот раз Эла не на твоей стороне, Ольядо. На твоей стороне никого нет. Ты помог этому проклятому шпиону пролезть в файлы матери, а значит, точно так же виновен, как и он. Он слуга дьявола, и ты тоже.
Эла почувствовала, как Ольядо наливается яростью. На мгновение перед ее глазами промелькнула картина: Ольядо швыряет в Квима тарелкой. Но мгновение прошло. Ольядо успокоился.
— Извините, — сказал он. — Я не нарочно. Мне очень жаль.
Он сдавался. Уступал Квиму. Признавал, что тот прав.
— Надеюсь, — вступила она, — ты хотел сказать, что жалеешь, что твоя помощь Голосу не была сознательной. Надеюсь, ты извинялся не за то, что стал ему другом.
— Конечно, он просит прощения за то, что помогал шпиону, — прошипел Квим.
— Потому что, — холодно продолжала Эла, — все мы должны помогать Голосу, как только можем.
Квим вскочил на ноги и перегнулся через стол, чтобы прокричать ей в лицо:
— Как ты можешь такое говорить? Он шпионил за матерью, он вынюхивал ее секреты, он…
К своему удивлению, Эла тоже вылетела из кресла, оттолкнула Квима и сама перешла на крик:
— Секреты матери породили половину отравы, заливающей этот дом! Ее тайны искалечили всех нас, и ее в первую очередь. И, наверное, единственный способ исправить все это — украсть все ее тайны, вытащить на поверхность и уничтожить! — Она заставила себя прекратить кричать. Оба мальчика — и Квим, и Ольядо — стояли перед ней, прижавшись к стене, как будто ее слова были пулями, а столовая — местом расстрела. Спокойно, настойчиво Эла сказала: — С моей точки зрения, Голос Тех, Кого Нет — наша единственная возможность снова стать семьей. И секреты матери — единственный барьер на его пути. Поэтому сегодня я рассказала ему все, что знала о содержании ее записей. Я отдала ему каждый обломок правды, какой смогла найти.
— Тогда ты — самая страшная предательница из всех, — пробормотал Квим. Его голос дрожал. Он был готов заплакать.
— Я говорю, что помощь Голосу Тех, Кого Нет с нашей стороны — это акт лояльности, — ответила Эла. — Мы не можем подчиниться матери, потому что она стремится — она всю жизнь этого добивалась — только к самоуничтожению и к гибели своей семьи.
И тут Эла опять удивилась: заплакал не Квим, а Ольядо. Когда ему устанавливали металлические глаза, слезные железы, естественно, удалили, а потому глаза не влажнели, и ничто не предупредило остальных о его состоянии. Со стоном он согнулся пополам, потом скользнул вниз по стене, осел на пол, ткнувшись головой в колени, и разрыдался. Эла поняла отчего. Она сказала ему, что его любовь к Голосу не предательство, что он не совершил греха, и он поверил ей, понял, что это правда.
Она отвела глаза от фигурки Ольядо и увидела, что в дверях стоит мать. Эла почувствовала, как внутри у нее что-то оборвалось. Она ведь могла слышать…
Но мама вовсе не казалась сердитой, а только слегка печальной, очень усталой. Она смотрела на Ольядо.
Ярость дала Квиму силы заговорить.
— Ты слышала, что сказала Эла?
— Да, — ответила мама, не сводя глаз с Ольядо. — И, насколько я знаю, она, возможно, права.
Тут уже и Эла, и Квим онемели окончательно.
— Идите в свои комнаты, дети, — спокойно проговорила мама. — Мне нужно поговорить с Ольядо.
Эла махнула Грего и Кваре, оба слетели со стульев и кинулись к ней — от удивления глаза в пол-лица. Ведь даже отцу не удавалось заставить Ольядо плакать. Она увела детей в их спальни и услышала, как Квим прошел в свою комнату, хлопнул дверью и рухнул на кровать. А в столовой понемногу затихал, успокаивался Ольядо. Впервые с тех пор, как он потерял глаза, мама обнимала его, гладила, ласкала, и ее слезы капали ему на волосы.
Миро просто не знал, что и думать о Голосе Тех, Кого Нет. Почему-то ему всегда казалось, что настоящий Голос должен быть похож на священника, вернее, на идеального священника. Спокойным, рассудительным, слегка в стороне от этого грешного мира, осторожно предоставляющим другим право действовать и принимать решения. Миро предполагал, что Голос будет мудр, и никак не ожидал, что тот окажется таким жестоким, решительным, опасным. Да, он был мудрым, он видел истину сквозь любую маску, он все время говорил дикие, оскорбительные слова, которые, если хорошенько подумать, оказывались чистой правдой. Как будто он был настолько знаком с человеческой психикой, что легко мог читать по лицу желания, настолько глубокие, истины, столь основательно запрятанные, что ты и сам не знал, что они вообще живут в тебе.
Сколько раз Миро стоял здесь вместе с Квандой, совсем как сейчас, наблюдая, как Либо работает со свинксами. Но с Либо было иначе — они понимали, чем он занимается, знали его методику, разделяли его цели. А Голос шел путями, совершенно непонятными, закрытыми для Миро. Пусть у него человеческое обличье (Миро уже стал сомневаться, а фрамлинг ли он?), этот человек мог быть таким же загадочным, как свинксы. Он был раман, как и они. Чужак, но все же не животное.
Что же заметил Голос? Что он увидел? Лук, который сжимает в руках Стрела? Высушенный на солнце горшок, в котором отмокают, распространяя жуткий запах, корни мердоны? Сколько Сомнительных Действий он успел распознать? Что он счел обычной здешней практикой?
Свинксы разложили на земле «Королеву Улья» и «Гегемона».
— Ты, — спросил Стрела, — написал это?
— Да, — ответил Голос Тех, Кого Нет.
Миро взглянул на Кванду. Девушка была явно довольна развитием событий. Значит, Голос еще и лжец.
Тут в беседу вмешался Человек.
— Эти двое, Миро и Кванда, они думают, что ты лжешь.
Миро немедленно повернулся к Голосу, но тот даже не смотрел на них.
— Конечно, — сказал Голос. — Им и в голову не могло прийти, что Корнерой сказал вам правду.
Спокойствие, звучавшее в словах Голоса, выбило Миро из колеи. Возможно ли это? В конце концов, люди, путешествовавшие среди звезд, тратили десятилетия, а порой и столетия на то, чтобы добраться до места. Какой-то перелет — он помнил — длился лет пятьсот. И чтобы прожить три тысячи лет, человеку нужно не так уж много налетать. Но подлинный, первый Голос на Лузитании — слишком невероятно. Только вот… Первый Голос, человек, который написал «Королеву Улья» и «Гегемона», не мог не заинтересоваться первой со времен жукеров расой раман. «Я не верю в это, — сказал себе Миро, — но должен признать, что, возможно, Голос не врет».
— Почему они настолько глупы? — спросил Человек. — Слышат правду и отказываются верить ей?
— Они вовсе не глупы, — объяснил Голос. — Просто уж люди так устроены. Мы сомневаемся во всех своих убеждениях, во всем, кроме того, во что по-настоящему верим, а об этом вообще не задумываемся. Им и в голову не приходило усомниться в том, что настоящий Голос Тех, Кого Нет давно умер. Ведь прошло три тысячи лет. Они знают, что полеты продлевают жизнь, но забыли.
— Так ведь мы же сказали им.
— Нет, вы сказали, Королева Улья поведала Корнерою, что именно я написал эту книгу.
— Именно поэтому они и должны были поверить, что это правда, — удивился Человек. — Корнерой мудр, он отец, он не мог ошибиться.
Миро не улыбнулся, но ему очень хотелось. Голос думал, что он очень умен, ну вот и застрял теперь, уткнувшись в неколебимую уверенность свинксов в том, что их тотемы, деревья, способны разговаривать.
— Ах, — вздохнул Голос, — мы слишком многого не понимаем. Да и вы не во всем разобрались. Мы должны больше рассказать друг другу.
Человек уселся рядом со Стрелой, разделив с ним почетное место. Стрела не возражал.
— Голос Тех, Кого Нет, — обратился Человек, — ты принесешь нам Королеву Улья?
— Я еще не решил, — отозвался Голос.
Миро и Кванда снова переглянулись. Он что, с ума сошел? Разве в его власти дать им то, что невозможно дать?
А потом Миро вспомнил недавние слова Голоса: люди сомневаются во всем, кроме того, во что верят. Миро всегда воспринимал как данность то, в чем были убеждены все, — полную и окончательную гибель жукеров. А если одна из Королев Улья сумела уцелеть? А если именно поэтому Голос Тех, Кого Нет и написал свою книгу — у него был живой жукер, рассказавший ему. Странное предположение, невероятное, но не невозможное. Миро ведь не знал наверняка, что жукеры погибли до последнего. Просто все окружающие верили в это, и за три тысячи лет не возникло малейшего повода для сомнений.
