Теперь уже взвился незнакомец:
— Ну, Павел Афанасьевич, так дела не делают. Вы у меня не один, другие клиенты ждут; может быть, нервничают, а я тут трачу время впустую. Давайте письменный отказ от вызова, мне отчитываться нужно.
— Какой еще вызов? — закричал Гудков, наступая на гостя. — Не вызывал я вас, будьте здоровы, адье.
— Вы по-французски на меня не кричите, — строго ответил незнакомец. — У нас все протоколируется. Насчет бензина изволили интересоваться? Вот, записано:
«Распивая с соседом по гаражу бутылку портвейна «Кавказ»…»
— «Иверия», — уточнил Гудков.
— Виноват, вечно путаю. Впрочем, Иверия тоже где-то на Кавказе, если, конечно, верить Страбону. Лично я ему верю, а вы? Я не настаиваю на немедленном ответе, это вопрос серьезный, он требует размышления… Что вы на меня так смотрите, дорогой Павел Афанасьевич?
— Вы упомянули бензин. Хватит об Иверии.
— Ценю прямоту и умение держать тему, — при этих словах незнакомец слегка поклонился. — Сам всегда отвлекаюсь, за что и наказан судьбою, бит не раз.
— Вот и не отвлекайтесь, — сказал Гудков. — О каком бензине речь?
— Вы каким заправляетесь — А-76? Значит, и речь о нем.
Разговор становился все более интересным.
— С этого бы и начинали, гражданин. Где и по скольку можно брать? И как часто? Если по случаю, мне неинтересно. Кстати, почем у вас?
— О память человеческая! — гражданин простер руки ввысь… Вы же сами сказали, что хотите бесплатно, — добавил он обычным тоном и опустил руки. — Ну, если говорить строго, то бесплатно не бывает. Однако взамен вы предлагали свою душу, я уже и в проект договора внес.
Тут Павел Афанасьевич вспомнил отчетливо свое не продуманное до конца заявление и подивился, как оно могло стать достоянием постороннего. Не исключено, что этот тип просто проходил мимо и подслушал. Шляется тут по переулку, ищет простачков.
— Вы случайно не Мефистофелем будете? — съязвил Гудков.
И тут незнакомец в первый раз смутился:
— Куда мне… Я внештатно, на договорах. Гарантированный минимум плюс процент с реализации. Это практикуется, ничего незаконного. Не я первый, не я последний. Что и говорить, хотелось бы больше уверенности в завтрашнем дне, но, увы, штаты укомплектованы. Мотаюсь, как мальчишка.
Павел Афанасьевич не пожалел его.
— Позвольте ознакомиться с договором, — сказал он строго и напялил очки.
Длинноносый опять раскрыл портфель, порылся в бумагах, вытащил пухлую книжечку с отрывными листками, из которой он отодрал привычным жестом два верхних, и проложил их синей копиркой. Павел Афанасьевич взял листки и, подойдя к лампочке, стал читать типографский текст, не очень ровно оттиснутый на скверной бумаге: «Мы, нижеподписавшиеся… именуемые в дальнейшем… марка автомобиля… зарегистрирован в ГАИ (прочерк) района (прочерк) области… подпись и дата…» Все графы были уже заполнены остроугольными, словно готическими, буквами.
Тут бы Гудкову возмутиться, сказать незнакомцу все, что он думает о розыгрышах, скомкать дурацкие листки и выбросить… А бесплатный бензин? Переводя взгляд с незнакомца на бумаги и обратно, Павел Афанасьевич сказал запинаясь:
— Значит, вы… по поручению… этого… диавола? Так и произнес по-старинному, откуда только взялось? Глупость какая-то.
— Я уже объяснял вам, дорогой Павел Афанасьевич. К чему терминологические споры? — Незнакомец обрел привычную уверенность. — Считайте, что по поручению вышестоящих организаций. И хватит об этом. Подписываете или нет? Право слово, другие ждут. — Я в общем не против, гражданин, — все еще робко проговорил Гудков. — Как к вам все-таки обращаться?
— Что за формальности, милейший клиент! Тут у нас с вами полная свобода выбора. Зовите меня… скажем… Иннокентий Генрихович. Да, Иннокентий Генрихович. По-моему, хорошо. Вас устраивает?
— Да, Иннокентий Генрихович, — согласился Гудков. — Меня только смущает, как будем рассчитываться…
— О чем вы это — неужто о душе? Пустяки, пустяки совершенные, не беспокойтесь. Мы души набираем по мере освобождения.
И, увидев недоумение на лице Гудкова, Иннокентий Генрихович пояснил снисходительно:
— Такова сложившаяся практика. Нормативных актов на этот случай нет. По мере освобождения от бренной оболочки.
Гудков понял и поежился.
— Меня, признаться, больше волнует другое, — продолжал Иннокентий Генрихович. — Как нашей фирме с вами рассчитываться? Проще говоря, каким образом вы намерены пополнять запасы горючего?
Павел Афанасьевич оценил такт собеседника и тоже перешел на деловой тон:
— Нельзя ли заправляться на колонке у набережной? У меня там знакомая, совершенно верный человек.
— Бесплатно заправляться?
— А как же еще?
— Ай-ай-ай, что вы говорите! Во-первых, знаю я эту дамочку, ее никто не заставит отпустить задаром хоть грамм бензина. А потом, подумайте сами! — это ж уголовно наказуемое деяние, предусмотренное статьей… Сейчас посмотрю, какой именно, память подводит. — И он расстегнул портфель.
— Не надо, — твердо сказал Павел Афанасьевич. — Ваше предложение?
— Есть варианты. Могу предложить небольшую скважину на Аравийском полуострове или плавучую платформу в Северном море, нефтеперегонную установочку литров на двадцать в сутки впишем в договор. Все, что перегнали, ваше, но без права продажи. Идет?
— Не идет! — рассердился Гудков. Он живо представил себе, сколько будет возни с документами каждый раз, когда надо будет заправляться, и вообще неизвестно, какая там нефть, может, клапана прогорят. — Не идет!
— Полноте, будет вам волноваться, — успокаивал его Иннокентий Генрихович. — Придумаем что-нибудь другое.
— А нельзя ли как-нибудь вообще без бензина?
— Как-нибудь можно, — передразнил искуситель. И добавил строго, будто отрезал: — Только ездить нельзя. Двигатель внутреннего сгорания работает на бензине.
— Но я думал, вы можете и так, чтобы…
— Как это так? Законы природы никому обойти не дано. Ваш великий соотечественник сказал: «Все перемены, в натуре встречающиеся, такого суть состояния, что сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому. Сей всеобщий естественный закон простирается и в самые правила движения».
Странно, что Иннокентий Генрихович прибег к старинной формулировке М. В. Ломоносова. Неужто он не знал современной трактовки закона сохранения? Мог бы, наверное, заглянуть в энциклопедию, поглядеть, что думает по сему поводу нынешняя физика… А вдруг был у него свой, особый умысел? Во всяком случае, завершив цитату, Иннокентий Генрихович пристально посмотрел на Гудкова и с усмешкой спросил:
