собою.
Сладострастная отрава –
Тут уж припев подхватили все – и мальчики, и Даша, и дежурный старший лейтенант Васин.
Золотая Бричмулла,
Где чинара притулилась
Под скалою.
Под скалою
Про тебя жужжит над ухом
Вечная пчела:
Бричмулла,
Бричмуллы,
Бричмулле,
Бричмуллу,
Бричмуллою.
Свиридов еще немного продолжил мелодию и устало опустил гитару.
– Дядя Толя, дай я тебя вытру! – Дима с полотенцем в руке влез к Свиридову на колени и стал обтирать его мокрый лоб.
– Дядя Толя, большое спасибо, мы все поняли!
– Как красиво ты показывал!
– Ты там бывал, да?
– А настоящего ишака ты видел?
Так спрашивать могли лишь те, кто только-что видел все это, и Даша позавидовала мальчикам.
ИЗ МОСКВЫ за АРЕСТОВАННЫМИ
– Анатолий Иванович, ко мне тут из Москвы приехали с предписанием передать им арестованных граждан Шипука Альберта Кимовича и Беляся Вениамина Львовича.
– Отдай, что есть. А про гражданина Шипука скажи, что такого не задерживал и у тебя такого арестованного нет. Народ-то серьезный приехал?
– Не дай бог!
– Не волнуйся. Я своим дам соответствующие инструкции.
– Товарищ командующий, из города звонят командированные из Москвы.
– Чего хотят?
– Имеют приказ этапировать в Москву арестованного Шипука.
– Если у них есть приказ о том, чтобы я, полковник Свиридов как командующий, передал им гражданина Шипука – пусть приезжают. Если такого приказа нет – зачем им ехать? Все равно ничего не получат. Нужен приказ, подписанный как минимум заместителем руководителя Комитета, а не радиограмма. Так этим ребятам и объясните. Шуметь начнут – трубку положите. Не волнуйтесь, Василий Андреевич, в этой игре уже все мизансцены расписаны.
Они уже подъезжали к дому Поликарпа Михеевича.
– Дядя Поликарп, а как зовут вашего волкодава?
– Ты, Гриша, не шуткуй с ним, он зверь серьезный. Чужих на дух не переносит, да и знакомых не всех жалует. Вон уж начто Кузьма – почитай, каждый день бывает, а наш Дизель …
– Поликарп Михеевич, да вы что? Собаку Дизелем назвали?
– Что теперь поделаешь – он уже привык. А назвал спьяну, уж очень он рычал похоже. Так вот, он Кузьму не уважает, а если тот под градусом придет – не пускает.
– А тебя-то, Михеич, под градусом пускает? Или жене сигналит – мол, хозяин принял внутрь!
– Вот ты смеешься, Иваныч, а не знаешь, что он меня один раз отругал. Я был в приличном подпитии, и он меня отругал.
– И какими-же словами он вас ругал?
– Собачьими, Антонина Ивановна, собачьими. Вот тут останови, Иваныч. Приехали.
Автомобиль остановился перед воротами.
– Ты пойди со мной через калитку, я тебя с ним познакомлю. А то ежели из машины во дворе выйдешь – может обидеться и тогда …
– Слышь, Михеич, а ежели я войду туда без тебя? И побеседую с твоим Дизелем? Потом не проболтаешься?
– Рисковый ты мужик, Иваныч! Но калитку не закрывай – он, однако, зверь …
Михеич открыл калитку и Свиридов вошел в нее. Навстречу ему молча шел волк средних размеров, шел молча и начинал показывать зубы.
– Привет, Дизель! – Свиридов мысленно уважительно поздоровался с псом и заверил его в своем к нему уважении, почтении и ненападении.
– Как поживаешь? Дома все в порядке?
Пес сел и стал слушать Свиридова, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, и шевеля ушами.
– Мы в гости приехали к Марии Богдановне, Поликарпу Михеевичу и Аринушке. Ну, и к тебе тоже. А со мной жена моя Антонина Ивановна и сын Гриша. Иди сюда, Дизель, понюхай, познакомимся.
Михеич стоял столбом и в полном недоумении мял в руках шапку, а пес встал, подошел к Свиридову, шевельнул хвостом и обнюхал его. Свиридов представил Дизелю Тоню и Гришу, и пес так же доброжелательно и обстоятельно с ними познакомился. А потом виновато извинился перед хозяином и тявкнув пошел к себе в конуру.
– Не болтай! – погрозил Свиридов ошалевшему Михеичу и все пошли в дом.
– Здравствуйте, Мария Богдановна! Мир и благополучия дому сему!
– Здравствуйте! Как это я не слышала, как это вас наш Дизя пропустил? Проходите, раздевайтесь!
– А это жена моя, Антонина Ивановна. Сын Гриша.
– Тоня, очень приятно.
– Мария Богдановна. Да вы проходите! Ариша, где ты, гости у нас!
Вышла Ариша, стала смущенно знакомиться, особенно с Гришей – она так серьезно подала тому руку, что Свиридову стало смешно и грустно одновременно.
Гости осматривались в громадной горнице с массивной русской печью, осваивались под внимательным взглядом потемневшей от времени иконы в красном углу.
– Ну, как там банька, мать?
– Все готово. Натопили, веники замочили, квасу налили.
– Иваныч, тут есть предложение пустить баб … то есть женщин вперед. А то ежели их опосля нас пустить в баню, то нам их за стол придется долго ждать.
– Как хозяин скомандует, так и будет. Ты уж сам кумекай, Михеич.
– Тогда мы посидим покедова тут, а вы, бабы … То есть женщины, извиняйте, Антонина Ивановна …
– Михеич, я не возражаю, если вы меня бабой назовете!
– Ну, и ладненько! Тогда бабы – марш в баню!
Накинув полушубки женщины отправились в конец участка к небольшой баньке, усердно дымящей трубой.
Раздевшись в предбаннике и повязавшись косынками они перешли в парную.
– Не горячо вам, Антонина Ивановна?
– Покамест нет, Мария Богдановна. Давно я в бане не была!
Женщины осмотрели друг друга. Мария Богдановна несмотря на годы была крепка и ладна телом, расчерченном солнцем, лишнего жира не было и в помине, и Тоня подивилась ее стройности и красоте.
Тоня не была расчерчена солнцем, белым выделялись только следы от трусиков да самую чуть на груди, но тело ее было плотным, тренированным и очень женственным. Она Марии Богдановне понравилась.
А Ариша была еще худенькой девочкой-подростком, с уже наметившейся грудью, с длинными руками и ногами, с лета поцарапанными коленками. Но тело ее было крепеньким и когда Тоня стала тереть мочалкой ей спину, она почувствовала, что это не хлипкая городская девочка, а деревенская, работница и хозяйка будущей семьи.
Охаживая Тоню веником Мария Богдановна одобрительно отозвалась о ее теле, об отсутствии пуза – как она выразилась, о крепенькой заднице, о сильных ногах.
Стегая Марию Богдановну Тоня в ответных комплиментах и силе ударов не скупилась, что жене Михеича тоже понравилось.
Потом все трое выскочили из баньки и за отсутствием озера или речки с отчаянным криком валялись в глубоком снегу и растирали друг друга.
Они вошли в дом такие раскрасневшиеся, такие умиротворенные, что на
