Он посмотрел в окно на раскаленный косогор.
– Ведь каждый день ему надо добывать себе пищу, – ну, не завидую! А правда ли, что прошлую ночь он спал? Где-нибудь, под открытым небом, чтобы никто не мог на него споткнуться. Хорошо, чтобы начались холода и слякоть, вместо жары-то… А ведь он, может быть, следит за мной и в эту самую минуту.
Кемп подошел ближе к окну и вдруг отскочил в испуге: что-то крепко стукнуло в стену над косяком.
– Однако, нервный же я! – проговорил он про себя, но снова подошел к окну не ранее как минут через пять.
– Воробьи, должно быть, – сказал он.
Вскоре у наружной двери послышался звонок. Кемп сошел вниз, отодвинул болты, отпер дверь, осмотрел цепь, поднял ее и, не показываясь, тихонько отворил. Его приветствовал знакомый голос. Это был Эдай.
– На вашу горничную напали, Кемп, – сказал он сквозь дверь.
– Что вы! – воскликнул Кемп.
– Отняли у нее вашу записку… Он где-нибудь близко. Впустите меня.
Кемп снял цепь, и Эдай протиснулся кое-как в узенькую щелку и стоял теперь в передней, с большим облегчением глядя, как Кемп снова запирал дверь.
– Записку вырвали у нее из рук. Страшно ее напугали… Теперь она в участке: истерика. Он тут где-нибудь… Что вы писали мне?
Кемп выругался.
– И я-то дурак, – сказал он, – мог бы догадаться: отсюда до Хинтондина меньше часа ходьбы. Поспеть!
– В чем же дело? – спросил Эдай.
– Вот посмотрите!
Кемп повел Эдая в кабинет и показал письмо Невидимки. Эдай прочел его и тихонько свистнул.
– А вы что же?
– Предложил ловушку, как идиот, – сказал Кемп, – и предложение послал с горничной. Прямо ему.
– Он удерет, – сказал Эдай, выждав, пока Кемп отвел душу крепкими ругательствами.
– Ну, нет, – сказал Кемп.
Сверху донесся оглушительный грохот разбитого стекла. Полковник приметил серебряный блеск маленького револьвера, торчавшего из кармана Кемпа.
– Это окно наверху, – сказал Кемп и первый стал подниматься по лестнице.
При входе в кабинет они увидели два разбитых окна, пол, заваленный осколками, большой булыжник на письменном столе и остановились на пороге, глядя на все это разрушение. Кемп опять выругался, и в эту минуту третье окно лопнуло с залпом пистолетного выстрела, с минуту повисело в звездообразных трещинах и трепещущими, зазубренными треугольниками грохнулось на пол.
– Это для чего? – спросил Эдай.
– Для начала, – сказал Кемп.
– А влезть сюда нельзя?
– Даже кошке, – сказал Кемп.
– Ставень нет?
– Здесь нет. Во всех нижних комнатах… Ого!
Ба-бах! Снизу послышался треск досок под тяжелым ударом.
– Черт бы его подрал! Это должно быть… Да, это одна из спален. Он хочет обрушить весь дом. Дурак! Ставни закрыты, и стекло будет сыпаться наружу. Он изрежет себе ноги.
Еще окно известило о своем разрушении. Кемп и Эдай в недоумении стояли на площадке.
– Вот что, – сказал полковник, – дайте-ка мне палку или что-нибудь такое, я схожу в участок и велю привести собак. Тогда конец ему!
Вылетело еще окно.
– У вас нет револьвера? – спросил Эдай.
Кемп сунул руку в карман и остановился в нерешимости.
– Нет… лишнего.
– Я принесу его назад, – сказал Эдай. – Вы здесь в безопасности.
Кемп, стыдясь своего минутного отступления от истины, подал ему оружие.
Пока они в нерешимости стояли в зале, одно из окон в спальне первого этажа загремело и разлетелось вдребезги. Кемп пошел к двери и начал как можно тише отодвигать болты. Лицо его было немного бледнее обыкновенного.
– Выходите сразу, – сказал Кемп.
Еще минута, и Эдай был уже за порогом, и болты вдвигались в скобки. С минуту он колебался – стоять спиной к двери было спокойнее, потом зашагал прямо и твердо вниз по ступеням, прошел луг и подошел к воротам. По траве будто пробежал ветерок, что-то зашевелилось совсем рядом.
– Погодите минуту, – сказал голос.
Эдай остановился как вкопанный и крепче сжал в руке револьвер.
– Что, – сказал Эдай, бледный и угрюмый, и все нервы его напряглись.
– Попрошу вас вернуться в дом, – сказал голос так же угрюмо и напряженно, как говорил сам полковник.
– Очень сожалею, – сказал Эдай немного хрипло и провел языком по засохшим губам.
Голос был у него слева. «Что если попытать счастья, – броситься вправо?» – думал он.
– Зачем вы идете? – спросил голос.
Оба они сделали быстрое движение, и в раскрытом кармане полковника сверкнуло солнце. Эдай отказался от своего намерения и задумался.
– Куда я иду, – проговорил он медленно, – это дело мое.
Не успел он выговорить этих слов, как за шею его схватила рука, в спину уперлось колено и он шлепнулся навзничь. Кое-как вытащив револьвер, он выстрелил нелепейшим образом, после чего его ударили в лицо и вырвали револьвер. Он сделал напрасную попытку ухватить скользкую ногу, попробовал встать и упал снова.
– Черт! – сказал Эдай.
Голос захохотал.
– Я бы убил тебя, кабы не было жаль пули, – сказал он.
Эдай увидел револьвер, направленный на него и висевший в воздухе футах в шести.
– Ну? – сказал он.
– Вставай, – сказал голос.
Эдай встал.
– Слушай! – сказал голос и продолжал повелительно: – Не пробуй со мной никаких штук. Помни, что твое лицо мне видно, а тебе мое – нет. Ты должен вернуться назад в дом.
– Он меня не впустит, – сказал полковник.
– Это очень жаль, – сказал Невидимка, – к тебе я никакого зла не питаю.
Эдай снова облизнул губы. Он оторвал глаза от дула револьвера, увидел вдали море, очень темное и очень синее под полуденным солнцем, гладкие, зеленые дюны, белые утесы на верху горы, многолюдный город, – и жизнь вдруг показалась ему прекрасной. Взгляд его вернулся к маленькой металлической вещице, висевшей в воздухе за шесть футов между небом и землей.
– Что ж мне делать? – спросил он угрюмо.
– А мне что? – спросил Невидимка. – Тебе помогут. Возвращайся домой, больше ничего не нужно.
– Попробую… Обещаешь ли ты, если он впустят меня, не вламываться в дверь?
– С тобой мне незачем ссориться, – сказал голос.
Выпустив Эдая, Кемп поспешил наверх, на четвереньках прополз среди разбитого стекла к окну кабинета и осторожно заглянул за подоконник, он увидел полковника, беседовавшего с пустотой.
– Что ж он не стреляет? – шепнул про себя Кемп.
Тут револьвер немного двинулся и засверкал на солнце. Заслонив глаза от света, Кемп попытался проследить движение ослепительного луча.
– Сомнений нет, – сказал он. – Эдай отдал револьвер.
– Обещай не вламываться в дверь, – говорил между тем Эдай. – Не злоупотребляй своей удачей… Уступи что-нибудь и мне.
