Никифор Андреевич и Уткин аж дыхание затаили. Только слушали, замерев на месте. Словно превратились в большое ухо.
— У тебя не так много вариантов, — продолжал я мягким, спокойным голосом, глядя в глаза летёхе, — не достали здесь, дотянутся в тюрьме, а мы можем защитить. Да я лично тебя защищу. Заберу к себе на Святогор, и никто туда не сунется. Обещаю.
Мы смотрели друг на друга. Он ещё мысленно сопротивлялся. Перебирал события, варианты. Пытался успокоить сам себя, но я чувствовал, что между нами установился контакт. Мы настроились на одну волну.
Знаете такое ощущение, когда между двумя собеседниками возникает желание доверять? Желание рассказать всё несмотря ни на что, как в прорубь окунуться? Вот что-то подобное возникло и у нас. Я это видел по его глазам. Понимал по своим ощущениям.
— Кто дал тебе приказ? Капитан?— я перешёл на шёпот, и летёха наконец-то дрогнул, кивнул. — Это его инициатива? Ты с ним конфликтовал?
— Нет, — он покачал головой, — господин прислал, а Константин Петрович передал мне.
— Кто ваш господин? Глава ордена?
— Я не знаю, — просипел летёха. — Двуликий, он мног…
Его взгляд скользнул в сторону, и он вздрогнул всем телом.
— На меня смотри, не отвлекайся, — начал было я, и тут пиликнул коммутатор Никифора Андреевича.
Непроизвольно мы все посмотрели на него. На экране высветилось сообщение о самоубийстве капитана.
Не знаю почему, но я тут же кинулся к летёхе. Было поздно. Он вскинул вверх скованные руки и свернул себе шею.
— И этот ушёл, — просипел Никифор Андреевич, когда я поднимался от тела.
— Надо проверить их гаджеты и обыскать каюты, — я повернулся к Лапушкину и встретился с его недовольным взглядом. — Что?
— Надо… ой, да ладно, — махнул он рукой, и сделал шаг в сторону оцепления, — хватит болтать, у нас работы много. Пойдёмте.
* * *
Работы оказалось очень много. И это только к тому моменту, как мы оказались в офисе станционных безопасников.
Сначала переговорить с жандармами, которые требовали передать дело им. Никифор Андреевич просто взял главенство на себя, чем заткнул местного майора. Тот ещё пытался качать права, но заявление, что дело имеет статус государственной важности, и засекречено, а приказ морпехам стрелять на поражение, завершили спор юрисдикций.
Затем мы дождались одного (и единственного) стажёра безопасника с эсминца. Составили на месте все необходимые протоколы. Отправили тела злоумышленников в служебный морг, и отправились на корабль.
Обыск кают. Изъятие технических устройств. Снова заполнение бумажек. Нас было четверо, но мы зашивались.
Добавил огоньку и капитан второго ранга Конечный Валентин Валентинович. Они с Лапушкиным долго спорили. Даже ругались. Но победа осталась за безопасником. Выполнение эсминцем боевых заданий патрулирования отменялось. Разящий оставался на приколе у станции.
Конечный сильно ругался, кричал. Потом снова кричал, а потом ушёл срывать зло на подчинённых. Не понравилось ему, как обрадовались смене планов проходящие мимо матросы. Потому их ждали масштабные учения. Я даже знаю, какую заброшенную станцию они будут захватывать.
Только к вечеру мы оказались в офисе службы безопасности. Никифор Андреевич сразу же приступил к повторному опросу свидетелей.
Любо-дорого посмотреть было, как он вытягивал информацию из Коляна и его сослуживцев. Где жёстко требовал ответа, где давил логикой, а где и увещевал спокойным, даже ласковым голосом. В итоге, когда закончился допрос, бойцы выглядели как апельсин после соковыжималки. Человек отдельно, форма отдельно.
Дал им на подпись кучу бумаг по секретке и запрете о разглашении, и отправил на корабль. Парни наградили меня взглядами полными сверх восхищения и ушли отсыпаться. Справку об увольнительном на следующие сутки я им вручил первым делом.
Мы же приступили к взлому гаджетов. Моя специализация пригодилась как нельзя кстати. Провозился до поздней ночи, но справился, и мы, втроём (своего помощника Лапушкин не допустил в офис из-за соображений секретности) приступили к изучению файлов.
Радость от подбора паролей и обхода защитных программ поутихла. Пришло разочарование. Полезного на коммутаторах не было. Ни явок, ни паролей. Даже имени господина, или состава ордена не было. И да, всё же ордена.
За эту версию играла и оговорка летёхи, да и поисковик нашёл изображение, с которого срисовали татуху.
Двуликий Янус. Древнейший царь, затем Бог. Смотрит в прошлое и будущее одновременно.
Знанипедия выдала огромный массив информации: как менялось восприятие, что олицетворял, за что отвечал и всё такое. Инфа подробная, даже очень, но бесполезная. Тысячи лет прошли, не думаю, что орден двуликих беспокоится за плодородие или домашний уют. Кажется, расследование и здесь зашло в тупик.
— Вот, что ты за человек, Туров? — Никифор Андреевич отвалился от монитора и растянулся в кресле, как смог, голос его был усталым и тихим, словно он только что разгрузил сотню вагонов и подошли новые. — Привалил бы их по-тихому в уголочке и всё, никаких проблем. Не разбирались бы сейчас с этим тухлым делом.
Я аж завис от такой предъявы. Разочарование от напрасно проделанной работы тут же сменилось злостью. Настроение и так никакое резко ушло в минус.
Так, не грубить, главное, не грубить. Он и старше по званию, да и нормально ко мне относится, вроде бы. Явно просто так ляпнул. Ищет выход таким же эмоциям, как и у меня. Вдох, выдох, вдох, выдох. Лицо сделать попроще.
— Чем бы я тогда был лучше их? — спросил я успокоившись и взяв свои эмоции под контроль.
Никифор Андреевич аж онемел от моих слов. Выпучил глаза и целую минуту молча открывал и закрывал рот. Как рыба на песке. Прям один в один.
— Какой лучше? — весь его вид выражал недоумение. — Ты что, герой дешёвого сериала? Это жизнь. Здесь нет лучше и благороднее. Тебя задели — уничтожь, или тебя самого помножат на ноль. Всё. И забудь про совесть.
— И всё же, считаю, что поступил верно, — я снова начал раздражаться. — Если не стремиться к чистоте совести и благородству, то рано или поздно мы все потонем в грязи и равнодушии. И вообще, посмотрите на это с другой стороны. Мы ячейку какого-то ордена накрыли.
Да-да, я помню, что сам вначале думал, как говорит Никифор Андреевич. Но натура — дура. Ну, не люблю, когда учат жизни, если это не Дед или отец. Вот и перечу. Хотя, не сказать, что не согласен со своими же словами. Всё же мы не на войне. Да и узнать, почему атаковали было необходимо. Это вопрос выживания более глобальный, чем избавиться от нападавших.
— В том и дело, — вздохнул Лапушкин. — Ладно, ещё поймешь, как надо жить, а сейчас тебе в командировку пора. Эсминец незнамо сколько ещё простоит на приколе, так что тебе на гражданском судне продолжать.
Он потянулся к своему коммутатору и отправил мне файл.
— Вот, служебная бронь, вылет через два часа.
— Нашёл! — неожиданно воскликнул Уткин, отрываясь от монитора. — Господа, я нашёл письмо.
Мы тут же подошли к нему, и склонились к экрану.
— Туров Ростислав Драгомирович, мичман с Владивостока, мешает нашим планам. Срочно уничтожить, используя яд чёрного кочевника, — прочитал Никифор Андреевич вслух. — Индекс развития двадцать четыре пункта, фото прилагается.
Хм, интересно. Под текстом находилась моя фотография из личного дела. Да и единицы развития занижены.
— И подпись смотрите, — Уткин ткнул пальцем ниже.
Обычная буква «Г» с завитушками.
— Господин? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Григорий, Геннадий?
— Вариантов много, — задумчиво протянул Никифор Андреевич. — Если это фамилия, то по завиткам подписи найдём, молодец Ульян, — а затем он посмотрел на меня. — Ты ещё здесь?
— Ваше высокоблагородие, может я…
— Никаких может, езжай в командировку, — сказал, как отрезал. — На обратном пути заскочишь, ознакомишься с результатами. Тебя, скорее всего, за этим делом закрепят, так что всё узнаешь.
