— Любопытно посмотреть, — сказал Андрюша.
Они дошли до крайней избы, остановились. Старичок сказал:
— Вон на той стороне второй дом мой. Запомнил? Жду к себе.
Старичок быстро пошел через улицу к своему дому.
Андрюше не хотелось возвращаться домой. Он уже понял, что в деревне все знают о его утреннем подвиге, но относятся к нему без особой издевки. Может, поискать Эллу? Все-таки он член экспедиции, и его фотографическое мастерство может пригодиться.
Тут он увидел знакомых ребятишек, которые натягивали веревку между могучими липами. Андрюша присел на траву, было тихо, мирно, деревня ему нравилась, утренние приключения уже ушли в прошлое. Он глядел на Сеню и Семена и думал, что они чем-то — разрезом глаз или длинными белесыми ресницами похожи на Ангелину.
— Прыгать будешь? — спросил Семен. — У нас тренировка по прыжкам в высоту. Скоро тренер придет.
— Вы тренируйтесь, я погляжу.
— Гляди, — сказал Сеня. — За погляд денег не берем. Только если какой-нибудь новый стиль знаешь, не скрывай. А то мы все фолсбери-флопом прыгаем, а он имеет пределы.
Семен разбежался и прыгнул через веревку. Не фолсбери-флопом, а перекидным да притом зацепился за веревку на высоте метра с небольшим, грохнулся, хорошо — земля мягкая, трава.
— Разминка, — сказал он, — неудачное приземление.
Теперь разбежался Сеня, веревку он преодолел и сказал Семену:
— Поднимай выше.
— Правильно, — сказал подошедший невесть откуда Вениамин, снимая очки и передавая их Андрюше. — Я принимаю участие. Вы не возражаете?
— Прыгайте, — сказал Семен. — Эту высоту будете брать или поднимем?
— Поднимем, — сказал Вениамин. — Во мне подъем чувств.
Он затрусил к веревке, затормозил перед нею и подпрыгнул. Веревка ударила его по коленям, и Вениамин перевалился, шлепнулся на живот и замер. Подниматься было лень — жаркая истома завладела воздухом. Веня отполз в сторону, в тень, перевернулся на спину и закрыл глаза.
Сеня с Семеном подняли веревку повыше, до полутора метров. Сеня преодолел ее с первой попытки, Семен со второй стилем фолсбери-флоп. Андрюша поглядел на редкие кучевые облака и сказал:
— Надо мне честь города защищать. Разойдись, братва!
Он хорошо разбежался, перепрыгнул с запасом и сказал:
— Разрешаю поднять планку еще на три сантиметра.
На следующей высоте сошел Сеня, но Семен остался, Андрюша его обошел только по числу попыток.
— Наша взяла, — сказал Андрюша, — а вы говорили.
Он запыхался, устал. И как-то вылетело из головы, что его противникам лет по восемь, не больше.
— Сегодня ваша, завтра наша, — сказал Семен. — Мы еще в длину не прыгали. Смотри, тренер пришел.
Коля Полуехтов с сумкой «Олимпиада-80» через плечо остановился поодаль.
— Как успехи, малыши? — спросил он.
— Скромные, — сказал Сеня.
— Стараемся, — сказал Семен. — Без тебя трудно.
Коля подошел к веревке, ладонью проверил высоту — получилось до его носа.
— Солидно, — сказал он. — Метр пятьдесят три. С какой попытки брали?
— Андрей взял со второй, — сказал Семен. — Я с третьей.
— Нет, — Коля поглядел на Андрюшу снизу вверх, — для тебя это не достижение. В тебе живого росту, наверное, метр восемьдесят.
— Метр семьдесят шесть, — сказал Андрюша.
— Свой рост надо брать без усилий. Это твой предел?
Мальчишки смотрели на Колю с уважением, верили каждому слову.
— Не знаю, — сказал Андрюша. — У меня другие цели в жизни.
— Цели прыжкам не помеха. — Коля говорил поучающим голосом. Андрюшу это разозлило.
— А ты свой рост можешь взять?
— Не проблема, — сказал Коля и, не снимая сумки и не раздеваясь, даже без разбега присел, оттолкнулся и перемахнул через веревку. Потом обернулся к Андрюше. — Ты на меня не обижайся. Я к зиме буду два метра брать. Такая у меня цель. Ну ладно, вы тут отдыхайте, а у меня дела.
Коля пошел через дорогу к дому, а Сеня сказал вслед:
— Редкого упорства он у нас.
— Энциклопедию читает, — вздохнул Семен. — Уже третий том.
Из калитки вышел пес, поглядел по сторонам, затрусил к околице. Вид у пса был деловой, задумчивый.
— За коровой пошел, — сказал Сеня.
По улице не спеша шли Элла Степановна и Эдик. У калитки они остановились. До молодых людей донесся вопрос Эдуарда:
— Вы удовлетворены встречей?
— Спасибо, Эдик, — сказала Элла Степановна. — Ваша помощь совершенно неоценима.
— Ну что ж, и нам надо идти, — сказал Андрюша, подождав, пока Эдуард откланяется.
Глафира задержалась в правлении, вела телефонные переговоры с районом. Ангелина осталась на ферме, там заболел теленок. Обед готовила Элла, а Коля истопил баню, и экспедиция как следует вымылась. Баня оказалась настолько эффективной, что лицо Вениамина приобрело естественный бело-голубой цвет. Правда, он сам этого не заметил, так как его неожиданная влюбленность в портрет воздвигла между ним и действительностью стену. Элла Степановна, узнав о происшедшем, искренне расстроилась.
— Придется мне сходить и поглядеть, что там за портрет, — решила она.
Коля убрал со стола посуду и достал с полки четвертый том энциклопедии Брокгауза и Ефрона.
— Почитаю немного, — сказал он. — До вечерней тренировки время есть.
— Андрюша, — спросила Элла, — у тебя магнитофон в порядке? С завтрашнего дня начинаем запись.
— Техника у меня готова… — ответил Андрюша. — Только я завтра утром на мельницу сходить хотел.
— На какую мельницу? — возмутилась Элла. — Мы приехали…
— Знаю, за песнями, — согласился Андрюша. — Но наш долг не проходить равнодушно мимо исчезающих памятников старины. К тому же она какая-то странная.
— Ничего странного, — заметил Коля, отрываясь от энциклопедии.
— На колесах? — спросил Андрюша.
— Нет. Просто бродячая. В прошлом году на холме стояла, за рекой. Потом пропала. Говорят, в Волчьем логу объявилась.
— И ты в это веришь! — воскликнула Элла. — Ты же пионер!
— А чего же не верить?
— И как ты это объясняешь? — спросил Андрюша.
— А чего объяснять? Это все проделки секунд-майора, — сказал Коля. — Он на мельнице ходит и шалит. Все знают.
— Ну, это никуда не годится! — сказала Элла. — Я с твоей бабушкой поговорю.
— Поговорите, — сказал Коля и продолжал чтение энциклопедии.
— Местный фольклор, — сказал Вениамин. — Обычный местный фольклор. Рождается на глазах. Мельницы, может, и нет… Вот пройдет несколько месяцев, и будут обо мне рассказывать, как я влюбился в портрет, а он ожил и стал человеком. У Гоголя…
