9
В берлоге, обустроенной на крыше с рубероидным покрытием «под сосну», Элоиза Ибсен смазывала поджаренный огузок Гомера Хемингуэя.
— Полегче, крошка, больно, — командовал большой писатель.
— Сам не будь ребенком, — угрюмо огрызалась писательница.
— А-ах, теперь получше. Теперь шелковый чехол, малышка.
— Минутку. Господи, у тебя прекрасное тело, Гомер. Кажется, оно что-то делает со мной.
— Чего еще, крошка? Через пять минут мне пора пить теплое молоко.
— К черту молоко. В самом деле, оно что-то делает со мной. Гомер, давай… — она горячо зашептала ему на ухо.
Большой писатель отшатнулся:
— Да никогда в жизни, крошка! Сначала я должен сделать зарядку. Эти штучки истощают человека.
— Думаешь, твои отжимания и приседания легче?
— Они не вытягивают жизненную силу. И никогда больше не ори так мне в ухо, оглохнуть можно. — Он улегся щекой на руки. — И кроме того, у меня нет настроения.
Элоиза вскочила и начала мерять шагами рубероид.
— Господи, да ты хуже, чем Гаспар. У него всегда было настроение, даже если он и не знал, как его использовать.
— И не думай об этом ничтожестве, — сонно оборвал ее Гомер. — Ты что, не видела, как я ему вмазал?
— Увы, Гаспар — ничтожество, — продолжая шагать, рассуждала она. — Но у него хватило мозгов, чтобы не дать мне поймать его на том, что он — издательский шпик. И он никогда им не станет, если только не увидит в этом больше выгоды, чем в том, чтобы оставаться в союзе. Гаспар ленивый, но не сумасшедший.
— Послушай, моя последняя кроха всегда приносила теплое молоко вовремя, — вставил Гомер с массажного стола. Элоиза ускорила шаг.
— Готова спорить, у Гаспара есть тайные сведения от Флэксмена и Каллингема. Рокет Хауз держит в рукаве какой-то козырь, которым они хотят побить всех издателей сразу! Так вот почему Рокет Хауз никогда не пытался защитить свои словомельницы. Держу пари, этот стукачок сейчас сидит в конторе Флэксмена и Каллингема и смеется над всеми нами.
— И та кроха, что давала мне молоко, не мельтешила туда-сюда, говоря сама с собой, — продолжал Гомер.
Элоиза остановилась и посмотрела на него.
— Ну, кажется, она не слишком много времени проводила в постели, вытягивая из тебя жизненные силы. Учти, Гомер, я не собираюсь закрываться на кухне или сидеть у плиты, грея твою бутылочку, даже если твоя последняя узкозадая, недоделанная подружка только этим и занималась. В моем лице, Гомер, ты получил женщину, женщину с ног до головы.
— Да, я знаю, кроха, — ответил Гомер, спокойно реагируя на атаку. — А тебе достался настоящий мужчина.
— Сомневаюсь, — отрезала Элоиза. — Ты позволил этому роботу — дружку Гаспара — отшлепать тебя, как мальчишку.
— Это нечестно, — запротестовал Гомер. — Этот жестяной ниггер ухлопает самого сильного человека в мире. Он разорвал бы даже Геркулеса, не говоря уже о других древнегреческих героях.
— Думаю, да, — сдалась Элоиза и подошла к столу. — Но разве тебе не хотелось бы отлупить Гаспара еще раз, хотя бы за то, что этот робот сделал с тобой? Ну же, Гомер, я свистну помощников, и мы сейчас же отправимся в Рокет Хауз. Хочется увидеть лицо Гаспара, когда ты ворвешься туда.
Гомер раздумывал над предложением секунды две.
— Не, кроха, — решил он. — Я должен подлечиться. Я побью Гаспара денька через три-четыре, если ты считаешь, что я должен.
Элоиза склонилась над ним.
— Я хочу, чтобы ты сделал это сейчас же, — настаивала она. — Мы возьмем с собой веревки, свяжем Флэксмена с Каллингемом и припугнем их.
— Это начинает меня интересовать. Мне нравятся игры со связыванием.
— Мне тоже, — из горла Элоизы вырвался смех. — Когда-нибудь, Гомер, я привяжу тебя к этому столу.
Огромный писатель застыл от ужаса.
— Не будь вульгарной, кроха.
— Ну так как насчет Рокет Хауз? Мы идем или нет?
— Ответ отрицательный, милая, — тон Гомера стал величественным.
Элоиза пожала плечами.
— Ну, не хочешь — не надо. — Она возобновила хождение. — Я никогда не доверяла Гаспару, — сказала она пятну на стене. — Он накачивался словодурью, и это его отношение к мельницам… Как можно доверять писателю, который так много читает и даже не делает вид, будто хочет написать что-то свое?
— А как ты, кроха? — вставил Гомер. — Ты собираешься написать собственную книгу? Тогда я мог бы вздремнуть.
— Не сейчас. Я слишком возбуждена. Напомни, чтобы я велела помощникам принести диктописец. Напишу ее завтра после обеда.
— Не догоняю ребят, считающих, что они могут писать книги. — Гомер покрутил головой. — С девками по-другому — от них можно ожидать любой дури. Но с парнями, я ставлю себя на их место, я просто не догоняю. Странно, они что, думают, будто созданы как словомельницы, набитые проводниками, реле и ячейками памяти вместо старых добрых мускулов? Может быть, это нормально для роботов, но для человека это отвратительно.
— Гомер, — мягко произнесла Элоиза, продолжая ходить. — У человека есть очень сложная нервная система и мозг с миллиардами и миллиардами нервных клеток.
— В самом деле? Надо будет поразмыслить над этим на досуге. — Его лицо посерьезнело. — Много всего есть в мире. Странного, всякого. Как то предложение с работы, что я все получаю от Грин Бей Пэкерс, — такие случаи волнуют меня.
— Ну, Гомер, — резко одернула его Элоиза. — Помни, что ты писатель.
Гомер кивнул, счастливо улыбаясь.
— И правда, кроха. У меня лучшая среди всех физическая форма. Это видно даже по костюмам.
Элоиза, не переставая ходить, снова начала говорить с пятном на стене:
— Кстати, о роботах. Гаспар помимо всех прочих грехов был еще и роболюбом. Книголюб, роболюб, мельницелюб. издательский любовник, тискающий девок, когда есть время. А также любитель все понять. Он тащился от того, что разбирался в вещах, но никогда не мог понять смысла действия ради самого действия.
— Кроха, откуда в тебе столько энергии? — жалобно удивился Гомер. — После сегодняшнего утра ты должна быть как выжатый лимон. Я — выжат, даже не считая ран.
— Гомер, у женщин есть резервы, которых нет у мужчин, — мудро заметила Элоиза. — Особенно у расстроенных женщин.
— Да, я знаю, у них есть слой жира, удерживающий тепло при длительных заплывах. А мышцы матки сильнее любого мускула мужчины.
— Убедись, что это так, трус, — снова предложила Элоиза, но Гомер ушел в грезы.
— Я часто думаю… — начал он и задумался.
— …может ли женщина стрелять или прыгать в высоту при помощи матки? — закончила за него Элоиза.
