— Ты спас дочь его светлости. Быть может, это было делом дьявола, ибо и дьявол противно своему замыслу может иногда творить добро… — Монах выжидающе умолк.
— Добро? — пробормотал доктор.
К князю вернулся голос.
— Ты говорил, что у тебя есть лекарство против чумы?
Доктор кивнул.
— Скольких больных ты можешь вылечить?
— Двух, трех, я не знаю, государь… но, может быть…
Монах жестом прервал его. Взгляды обоих владык встретились, и доминиканец слегка кивнул. Он обратился к доктору: — Дай нам лекарство, и я забуду обо всем.
— Дай лекарство, — усмехнулся князь. — И убирайся к черту!
Доктор повертел головой, словно желая убедиться, что она еще сидит у него на плечах.
— Ну, что же? — спросил князь. — На Виселичной горе общество неважное… и там холодно…
— А костер чересчур горяч, сын мой, — прошептал монах.
Фауст проговорил хрипло:
— Да! — И сунул руку в карман.
Монах остановил его, вышел в коридор и через минуту вернулся.
— Это тебе в награду, — сказал он, подавая ему звонкий кошелек.
Фауст не знал, как он выбрался из комнаты, не верил, что жив и свободен. Он шел, пошатываясь, по коридорам дворца и все еще не верил. Но вдруг его схватили сильные руки и бросили в зловонную подземную темницу.
Когда он упал на гнилую солому, изо всех углов выползли, пища, крысы.
Зеленоватое сияние заставило его очнуться. Мефи стоял посреди камеры, одетый в прозрачный скафандр. Доктор приподнялся, оперся на локоть, заохав от боли. Прикрыл рукой лицо, как от удара, и застонал:
— Не моя вина, прости, господин, меня позорно обманули…
Зеленые глаза Мефи потемнели.
— Я все слышал. Слышал, как человек в сутане говорил, что скорее пожертвует всеми. — Мефи отвернулся, помолчал. — Нет, это моя ошибка — еще рано, Эфир был прав… Но я видел тут жизнь, упрямую, сильную жизнь, видел тех, кого угнетают подати, войны, болезни и страх. Они живут в берлогах, а строят соборы, — когда-нибудь будут жить во дворцах, а строить Знание… Они сильны, и их много, и позже они меня примут иначе, чем ты. Я вернусь, наверное. А ты слаб, ученейший доктор, хотя и пожелал иметь молодость.
— Спаси меня, господин, я сделаю все! — умолял его Фауст.
Мефи с минуту оглядывал прочные стены темницы, потом улыбнулся.
— Ты сквозь эти стены не пройдешь. Но возьми вот это. — Он подал доктору продолговатый цилиндрический предмет. — Если направишь его на стену и нажмешь вот эти кнопки, вот тут и тут, то путь перед тобой откроется. Потом выбрось его, это опасная игрушка. Встретимся у ворот. Прощай, иллюстриссиме!
Доктор в отчаянии пытался удержать фигуру, исчезавшую в зеленоватом облаке. После нее осталась только тьма. Потом он сжал губы и направил прибор, как было сказано.
…Ослепительная вспышка, грохот рушащихся камней… и ошеломленные стражи застыли, увидев неправильную брешь в стене, в которой висело облако пыли и каменных осколков, а изнутри выползал бурый, вонючий туман.
— Дьявол его унес, — прошептал доминиканец, медленно перекрестившись, когда ему сообщили о необычайном исчезновении узника.
— Сам дьявол, — подтвердил князь и схватился за притолоку двери.
И еще долгие годы спустя они рассказывали людям о том, как ученейший доктор Фауст заключил договор с дьяволом… ибо хотели запугать тех, которые считали науку и знание более важными, чем возвещаемая ими «истина божья».
Я.БЯЛЕЦКИЙ (Польша)
ДНЕВНИК ПОВАРЕНКА (Международная премия)
3 января 1977 года
ТОЛЬКО О КУХНЕ
«Поваренок» — именно так меня называют товарищи. Поваренок? Ну что ж, пусть будет поваренок, хотя мой официальный титул звучит немного иначе: «Главный Гастроном Космической ракеты».
Разница, правда? Но правда и то, что не только моим товарищам первый титул пришелся больше по вкусу. Мне тоже! Он гораздо проще, короче, даже как-то вкусней, что ли…
Так что не стану «отыгрываться» на них за это прозвище, а ведь мог бы, учитывая мое положение.
Вопросы желудка даже в космической ракете не менее важны, чем среди обычных едоков земного хлеба. Я целиком и полностью отдаю себе отчет в значимости моей роли. «Через желудок к сердцу мужчины», — так говорится уже издавна. Что касается мужской части экипажа, то я больше хотел бы через желудок попасть к их головам, чтобы они работали на самых больших оборотах, потому что в конечном счете хочу дожить до благополучного окончания путешествия и съесть обыкновенный «земной» обед, например, в ресторане «Космос» на Жолибоже в Варшаве.
А поговорку «через желудок к сердцу» я хотел бы применить скорее к прекрасной Лизелотте, но, цыц, сердце, я поклялся, что это будет только «дневник поваренка». Обо всем ином, что делается на нашем корабле, вы уж лучше узнавайте из специальных сообщений остальных членов экипажа. И вообще специализация у нас зашла так далеко, что Главный Руководитель профессор Лайош Наги не очень-то разбирается в тонкостях моей работы по выращиванию водорослей. И очень хорошо! По крайней мере я не чувствую комплекса неполноценности по поводу моих довольно-таки слабых знаний в вопросах вычисления трассы нашего полета, принципов работы двигателей, способов запуска прибора, создающего искусственное тяготение, и в тысячах иных вещей. В этом, впрочем, нет ничего странного или унизительного, потому что, к счастью, уже давно канули в Лету времена Аристотеля или Леонардо да Винчи, когда один гениальный человек мог охватить своим интеллектом весь объем тогдашних наук… Так что не ожидайте от меня никаких информации о вещах, не связанных с гастрономическими делами ракеты.
Но непосредственное отношение к моей кухне имеет Искусственный Гравитатор, поэтому немного о нем. Он еще не введен в действие по причинам, известным только моим высокоученым коллегам «по технической пинии». По сему случаю мы находимся в состоянии невесомости, и такое положение продлится еще два дня. У ситуации этой есть свои положительные стороны. Во-первых, я смогу два дня заниматься любопытными экспериментами по приготовлению блюд в состоянии, в котором не находился самый подвыпивший повар мира. Во-вторых, в случае, если бы состояние невесомости оказалось чересчур хлопотливым для выполнения моих обязанностей (вскоре я это узнаю и не замедлю вам сообщить), эти неудобства исчезнут с момента включения Искусственного Гравитатора.
4 января 1977 года
ТОЛЬКО О НЕВЕСОМОСТИ
Когда же, наконец, включат этот Гравитатор и освободят меня от архитрудного положения в кухне? Пока что, несмотря на отсутствие тяжести, я кляну его самыми тяжелыми словами! Но, видимо, и слова потеряли тут вес, потому что они ни на что и ни на кого не производят ни малейшего впечатления. Все попросту устали от затянувшегося состояния невесомости (вначале это было даже приятно, ничего не скажу) и тоскливо посматривают в сторону толстого туловища Искусственного Гравитатора.
