— Этого я и боюсь, — усмехнулся химик-сосед. — Не хватало нам еще модниц с зелеными лицами! Пусть уж красятся по старинке.
— Существенное возражение, — ответил Костя. — Но ведь и моду можно как-то регламентировать.
Это прозвучало не очень убедительно, однако никто Косте не возразил. Мало кто верил в его довольно странное изобретение.
Костя приехал на водную станцию и, шагая по пляжу, искал Олю. Но вот и ее условный знак, видимый издали: на ветке, воткнутой в песок, развевался цветной платочек.
Оля лежала, полузакрыв глаза, как бы впитывая в себя солнечные лучи. Косте показалось, что лучи эти падали только на нее, а другие люди оставались в тени.
После торопливого приветствия Костя высоко поднял чемоданчик и похвастался:
— Здесь то, о чем вы просили. У вас будет изумительная кожа. Загорелая и прочная.
Оля приняла это как шутку:
— Почему прочная? Разве я просила кожу для ботинок?
— Не смейтесь, Оленька. Я же говорю всерьез. Пойдемте на ту скамейку.
Пожав плечами, Оля поднялась и позволила себя увести в тень сиреневых кустов, где можно хоть немного передохнуть от жары. Не легкое это занятие загорать.
Она с удивлением заметила, что Костя не шутит. Вот он открыл чемоданчик и вынул оттуда что-то похожее на пистолет.
— Не бойтесь, это пневматический шприц для подкожного впрыскивания без иглы. Жидкость проходит сквозь поры кожи. Вы даже не почувствуете. Кролики… Но Оля его перебила:
— Вам их в лаборатории не хватает? Но я же не кролик!
— Я на себе пробовал. Смотрите. — И Костя завернул рукав. Великолепнейший загар!
Считая всю эту историю очередной выдумкой увлекающегося изобретателя, Оля согласилась на эксперимент. В конце концов, ничего с ней не случится.
Изобретатель протер ваткой, смоченной в спирте, маленький кружок на ее шее и приложил пневматический шприц.
— Ну, вот видите, совсем не больно. Теперь надо минут тридцать полежать на солнышке.
— А если я действительно стану загорелой от вашего лекарства, то это надолго?
— О, конечно! У вас будет постоянный тончайший загар чудесного цвета, его не смоют ни дожди, ни ветры, и… и он будет всегда напоминать вам обо мне, произнес восторженный изобретатель.
Оля благодарно посмотрела на Снеткова, потом в зеркало.
— А скажите, долго еще ждать? Что-то пока ничего незаметно.
— Так и должно быть ведь надо еще проявить загар.
— Проявить?
— Ну, вроде как фотографию. Вот сейчас, видимо, солнце уже подействовало на пластинку… простите, на ваше лицо. Теперь поедем в лабораторию, я впрысну специальный проявитель, и все будет в порядке.
В лаборатории никого не было — воскресный день. Но Костя пользовался своим ключом, это ему разрешалось.
Уверенно он перезарядил шприц и прикоснулся им к Олиной шее. Настал решающий момент — проявляющий состав уже растекается под кожей. Проходят секунды, минута, наконец лицо Оли постепенно начинает покрываться еле заметным загаром. Она берет зеркало и удовлетворенно улыбается.
— Подождите смотреться, стойте спокойно, потом увидите, — нервно бормочет изобретатель.
Загар уже приобретает светло-коричневый цвет. Затем шоколадный… Еще темнее!
Перед испуганным Костей стояла негритянка, поблескивая ослепительными белками глаз.
…Профессор уже снимал свой халат, но в эту минуту вошла медсестра и взволнованно доложила:
— Борис Петрович, там прибежала какая-то девушка. Лицо закутано. Хочет вас видеть.
— Странно! Просите ее ко мне. — И профессор снова надел халат.
Повернувшись к пациентке, профессор взглянул через очки, потом протер их и снова посмотрел. «Негритянка? Как же с ней разговаривать?» — подумал он и спросил:
— Ду ю спик инглиш?
— Вы по-русски можете говорить? — неожиданно сказала она.
— Ну конечно… могу.
— Спасите меня, профессор! Я не хочу быть черной, это невозможно! Я с ума сойду!
— Извините, но я не вполне понимаю… Медицина не может изменить цвет кожи. И не все ли равно, темная она или белая…
— Но я была белой!
— Что такое?
Оля рассказала ему все.
Профессор покачал головой.
— Я пока не уверен, но, видимо, вам придется примириться с существующим положением.
— Неужели это безнадежно?
— Да вы не огорчайтесь. В нашей стране цвет кожи не помешает вам ни жить, ни работать.
— Но ведь я актриса!
— Гм! Тут уже дело другое. Надо прямо сказать — Анну Каренину вы не сыграете. Вот если бы Отелло… Впрочем, тут не до шуток… Чем бы вам помочь?… А где работает этот изобретатель?
Но Оли уже не было в кабинете.
…Художественный руководитель, он же режиссер эстрадного оркестра, с нетерпением поглядывал на часы:
— Безобразие! В десять часов назначена репетиция, уже одиннадцатый, а мы всё не начинаем!
Дверь со скрипом отворилась. Женщина под черной вуалеткой неверными шагами прошла через зал и бессильно опустилась рядом с режиссером.
Он привстал:
— С кем имею честь?…
Но женщина сняла шляпу с вуалеткой.
— А, это вы, Оленька? — облегченно вздохнул режиссер. — Что за маскарад? Впрочем, блестящая идея! Мы сделаем вечер негритянских мелодий. Второе отделение ваше. Петь будете в гриме, голуба. А сейчас попробуем. Начали…
Оля знала эти мелодии, несложные по рисунку, но пронизанные глубоким чувством. И лишь сейчас она поняла, что не только веселые танцевальные ритмы родственны ей как актрисе, но и песни, в которых скрыто большое человеческое горе.
— Я никогда не мог предполагать в вас столько чувства, — говорил режиссер, когда репетиция кончилась. — Откуда это взялось, голуба? Совсем новый жанр. Успех! Настоящий успех! Но поработать, голуба, придется.
Началась большая работа. Оля изучала английский язык, знакомилась с негритянской народной поэзией и литературой. Проводя время за книгами и роялем, Оля редко выходила из дому. О Косте не хотелось вспоминать, но это было трудно. Глядя на себя в зеркало, Оля видела не только свое изменившееся лицо, но и белый отпечаток березового листка на плече. Этот листик случайно прилип, когда она играла несложную роль экспериментальной фотопластинки.
Снетков писал, звонил по телефону, но безрезультатно: видеть его она не могла.
Оля сказала своим друзьям по сцене, что грим ее держится несколько дней и она не хочет его часто смывать.
— Я так лучше вживаюсь в роль, — с грустной усмешкой говорила она.
Ее считали чудачкой, но потом привыкли. У каждого есть свои маленькие странности!
Оркестр выехал на гастроли по городам страны. Оля была еще очень молодой певицей, ее почти никто не знал. Выходя на сцену, она чувствовала какую-то особую теплоту зрительного зала, будто бы она действительно чернокожая девушка и грустит по своей далекой родине.
