Джейсон припаялся к угловому креслу и невидящим взглядом отпугивал всех желающих с ним заговорить. Диана приставила меня к большеглазой девице по имени Холи и удрала. Холи тут же завела монолог о фильмах, которые она просмотрела за год. Она таскала меня за собой, время от времени подхватывая с подноса калифорнийские рулетики. Наконец, она отпросилась в туалет, и я напал на Джейсона, предложив ему выйти на наружу.
— Меня что-то не тянет на сапки.
— Меня тоже. Просто выйдем.
Мы натянули сапоги и куртки, вышли наружу. Ночь тихая, без ветра, без снега. На крыльце прошли сквозь группу «райсовцев», окутанных клубами табачного дыма. Курящие — и обкуренные — проводили нас мутными взглядами. Мы побрели по снегу к вершине невысокого холма, на склоне которого безудержно веселились несколько энтузиастов санного спорта, в основном тараня друг друга и кувыркаясь в снегу. Для затравки разговора я пожаловался Джейсону на Холи, прилипшую ко мне, как узкие штаны к заднице. Он передернул плечами и отделался замечанием:
— У каждого свои проблемы.
— Судя по внешнему виду, твои проблемы, конечно, гораздо серьезнее.
Он уже открыл рот для ответа, но тут у меня в кармане заверещал мобильник. Из дома звонила Диана:
— Парни, вы куда девались? Холи себе места не находит. Нехорошо, Тайлер. Бросил даму, удрал…
— Слушай, пусть она кому-нибудь другому о киношках лапшу на уши вешает.
— Она нервничает. Никого почти тут не знает.
— Извини, но при чем тут я?
— Я думала, что вы поладите.
Прекрасно!
— Поладим? — Очень интересно, что она имела в виду. — Ты что, нагрузила меня этой Холи?
— Тайлер! — Она выдержала суровую паузу. — Прекрати.
Пять лет Диана то приближалась, то удалялась, как будто хреновый кинолюбитель в своей домашней кинопродукции не мог справиться с фокусировкой объектива. Бывали периоды, особенно во время пребывания Джейсона в университете, когда я ощущал себя ее лучшим другом. Она часто звонила, мы подолгу беседовали, ездили по магазинам. Настоящие закадычные приятели. Если в отношения и вкрадывался какой-то сексуальный подтекст, то лишь для меня, и я старался скрыть и подавить свои эмоции, чтобы не разрушить того, что между нами наладилось. Хрупкость наших отношений была для меня очевидной. Если она чего-то от меня и ждала, то уж никак не амурных излияний.
И-Ди, разумеется, никак не потерпел бы между нами иных отношений, кроме детских и полудетских, поднадзорных и не грозящих никакими неожиданностями, Диана удерживала меня на достаточном расстоянии, месяцами я ее почти не видел. Когда Диана еще училась в школе «Райс», она иной раз махала мне рукой, вскакивая в школьный мини-автобус, но даже не звонила, а если я звонил ей сам, не изъявляла охоты вести долгие разговоры.
В эти периоды я иногда связывался с девицами из своей школы, чаще всего с робкими созданиями, втайне предпочитавшими мне героев более выпуклых, помирившихся с моей тусклой индивидуальностью за неимением ничего лучшего. Надолго эти связи не затягивались. В семнадцать я «потерял невинность» с весьма привлекательной и ужасно длинной Элен Боуленд. Я пытался убедить себя, что люблю ее пылко и нежно, однако месяца через два отношения наши сами собою расстроились, мы с нею расстались «с улыбкой и в слезах», с сожалением и облегчением.
Потом Диана вдруг звонила и говорила, говорила, спрашивала, выслушивала. Конечно, я не упоминал ни Элен Боуленд, ни Тони Хикок, ни Сару Берстейн. Диана тоже не посвящала меня в подробности своего времяпрепровождения в периоды «эфирного молчания» — и слава Богу, потому что через некоторое время мы снова замыкались в своих оболочках, подвешенные между искренностью и притворством, галантностью и насмешливым бахвальством, между детством и зрелостью.
Я сдерживал себя, убеждал не добиваться большего, однако не мог не желать общения с ней, жаждал его. И льстил себя надеждой, что ей необходим контакт со мною. Ведь она сама, по собственной инициативе возобновляла этот контакт. Я замечал, что она успокаивалась, расслаблялась, когда я входил в комнату, улыбалась. Ее улыбка говорила: «Вот и отлично, Тайлер пришел. Пока он рядом, мне нечего бояться».
— Тайлер!
Интересно, что она сказала Холи. «Тайлер душка, но он мне так надоел… Сколько лет таскается за мной. А вы с ним прекрасная пара».
— Тайлер! — В голосе ее ощущается беспокойство. — Тайлер, если ты не хочешь со мной разговаривать…
— С чего это ты взяла?
— Тогда дай мне Джейсона, пожалуйста.
Я передал трубку Джексону, Он послушал, потом сказал:
— Мы на холме. Нет. Нет. Сама придешь к нам.
И вовсе не холодно. Нет. Нет.
Зачем она мне? Я отвернулся, шагнул прочь. Джейсон придержал меня за рукав, сунул мне мобильник:
— Не валяй дурака. Мне надо переговорить с вами обоими.
— О чем?
— О будущем.
Ничего себе, разъяснил.
— Ну, тебе, может, и не холодно, а я, честно говоря, замерз. — Я не врал ему.
— Эта проблема серьезнее, чем твои неувязки с моей дорогой сестрицей, Тайлер. — Его серьезность показалась мне чуть ли не комичной. — А я понимаю, что эта балда для тебя значит.
— Ничего она для меня не значит.
— Ты бы соврал, даже если бы вы с ней были просто друзьями.
— Да мы и есть просто друзья, и ничего больше, — с жаром заверил я его. Ни разу еще мы с ним о Диане не говорили, эта тема оставалась как будто табуированной. — Да хоть ее спроси.
— Ты не в себе из-за того, что она тебе подсунула эту бедолагу Холи.
— Слушай, давай сменим пластинку.
— Дело в том, что Диана у нас теперь святая. Ее новый бзик. Начиталась этих тупых книжек.
— Что за книжки?
— Всякий апокалиптический бред. Теология. Этого нового гуру. Ты слышал, конечно. Си-Ар Рейтел, «Молитва во мраке». Отрекись от мирского «я» и тому подобное. В общем, бабки гони в мой гениальный карман. Э-э, батенька, в телевизор тоже иногда заглядывать надо. Она не хотела тебя обижать. Это своего рода жест. У нее теперь что ни шаг, то жест.
— Ну, и мне теперь плясать, что ли? — Я снова отвернулся и шагнул прочь, обдумывая, как бы попасть домой, не пользуясь попутками.
— Тайлер… — Что-то в его голосе заставило меня остановиться. — Слушай, Тайлер. Ты тут закинул насчет серьезных проблем… — Он вздохнул. — Так вот. И-Ди кое-что сообщил мне насчет Феномена. Это пока не для печати. Я обещал ему молчать. Но я не могу молчать, потому что в мире есть три человека, которых я могу считать своей семьей. Один из них — отец, двое других, как ты понимаешь, ты и Диана. Так что я бы попросил тебя потерпеть мое общество еще минут пять.
