Суд, посовещавшись в совещательной комнате, внял доводам этого человека, хотя человеком его назвать было сложно, и, завершив рассмотрение его дела приговором о смертной казни, вынес частное определение и в отношении Поэта. Было возбуждено уголовное дело по факту проведения агитации античеловеческого толка, и вот его, великого Поэта, осудили, тем самым признав его Творцом истории, на чьих мыслях вырос враг человечества.
Вся его поэзия была ничем иным, как борьбой за возможность через своих героев подчинять людей себе, своей воле, конъюнктуре поэтического рынка.
А как же разумное, чистое, вечное?
Об этом в погоне за рублем и славой было забыто. Можно было уже не сомневаться, что за Поэтом в тюрьму последуют и другие творцы истории, доктора человеческих душ, так как теперь каждый преступник будет вспоминать, каким героям он подражал, или какая музыка звала его на дело, или в какой картине он увидел все приемы его будущего преступления. Так что долго одному сидеть в этой тюрьме Поэту, очевидно, не придется, даже с таким красивым званием «Творец истории».
Красивым – если во благо.
Ужасным – если во зло.
Эта экскурсия в горы была заранее оплачена. Поэтому хочешь не хочешь – надо ехать. Причем рано утром.
Вечером, после пляжа и сытного ужина с местным кипрским вином, я со своей невестой лег спать пораньше.
Ну и, конечно, перед сном включил телевизор. Как говорит Лиза, моя невеста, «для засыпа».
На всех иностранных каналах, показывали какую-то комету, стремительно мчащуюся к Земле. На российском – очередную драку в парламенте да президента, который еще умел говорить. Мы пощелкали пультом, затем выключили телевизор и сладко заснули.
Утром позавтракали, вышли из гостиницы и сели в джип с мягкими, удобными креслами и открытым верхом.
Наша компания была интернациональна: я с невестой, водитель-араб и переводчица-гречанка.
Через полтора часа езды по предгорьям мы начали подниматься вверх. Черненькая худенькая гречанка без умолку тараторила. Водитель вез нас и покачивался в такт восточной музыке. Иногда путешествие оживлял воробей, он залетал в наш открытый джип и весело чирикал.
Вдруг потемнело. Дорогу в горы накрыл густой туман.
Но водителя это, кажется, совсем не беспокоило, и он смело поехал через плотную бело-молочную массу.
Не проехали мы и нескольких метров, как наш автомобиль стал таять, и мы вдруг все мягко опустились на дорогу.
Все произошло так неожиданно, что никто ничего не понял. Джип исчез.
Мы все оказались на земле, причем совершенно голые.
У всех исчезла одежда, а также украшения, часы, бумажники и сумочки. Даже пломбы и мосты во рту.
Несколько минут все были в шоке. Так как мы с Лизой были сзади, я увидел, как голый водитель с волосатой спиной сидит на камнях и продолжает крутить невидимый руль.
Шок шоком, а в одну минуту лишиться автомашины, одежды и всего, что было на руках и даже ногах, – это не для слабонервных.
Первыми пришли в себя женщины. Дружно взвизгнув, они бросились бежать в разные стороны и исчезли в тумане.
Мы, мужчины, сидели на камнях, прикрывая свои прелести. Водитель, поняв, что руля все же лишился, встал на колени и стал молиться своему богу.
Наконец и я стал шевелиться. Хотя, надо сказать, ощущение в этот момент было не из приятных и двигаться особого желания не было. Но чувство стыдливости перед беспечно чирикающим воробьем, почему-то оставшимся в перьях, заставило меня подняться со своего насиженного места.
Я выпрямился.
Медленно.
Неуверенно.
Туман мягко обнял меня.
Было ощущение, что меня как бы одели, хотя я оставался голым.
Немного пообвыкнув в новом качестве, я вначале тихо, а затем все сильнее и сильнее, голосом молодого петушка, стал звать свою подругу.
– Лиза! Лизок! Где ты?!
– Я здесь! Иди ко мне!
– Иду!
Так, перекликаясь, мы стали сближаться. Наконец я увидел мою Лизу. Она, найдя какой-то валун, скрючилась за ним, стараясь спрятаться от кого-то или от чего-то.
Увидев меня, она вскочила и вцепилась в меня, намертво обвив мое тело руками и ногами.
– Что, что это такое? Где моя сумочка, браслеты, клипсы?
Я, не ожидая такого напора от моей испуганной девочки, закрутился волчком, пытаясь оторвать ее от себя, при этом почему-то старался оправдываться.
– Я не знаю. Я тут ни при чем. У меня тоже куда-то пропали очки и трубка.
Наконец я обнял ее, всю дрожавшую, и успокоил.
Успокоившись и тесно прижавшись друг к другу, мы с Лизком стали удивленно обозревать и ощущать окружавший нас новый мир.
Наконец мы, пообвыкнув, стали осторожно двигаться.
Как нам казалось, прямо. Но туман, куда ни смотри, везде был одинаков: одного цвета, света и запаха.
Под ногами чувствовался твердый грунт, припорошенный песком. Дорога была ровная, но иногда попадались и камни разных размеров. И туман, когда смотришь прямо, как бы становился более прозрачным. А может, это просто казалось. А может, и было на самом деле так.
В общем, туман есть туман. Дело туманное.
Так мы осторожно шли куда-то. Вернее, не шли, а двигались. А двигаться было не совсем удобно. Так как, несмотря на то что туман вроде как бы заменил нам одежду и скрыл то, что было ниже пояса у меня и ниже плеч у моей уставшей подруги, мы с ней дружно закрывали места на нашем теле, которые так неожиданно обнажились. Поэтому наши руки мало помогали нам балансировать при попадании очередного камня на нашем пути.
Падение в тумане в голом виде на жесткую поверхность, слегка посыпанную песочком, не очень-то приятно, особенно с судорожно вцепившейся в твой локоть женщиной, причем, по какому-то новому закону большого человеческого бутерброда, Лизок все время падала на меня, а не я на нее.
Шли мы долго.
По дороге встретили нашу переводчицу-гречанку, которая, стыдливо поколебавшись, присоединилась к нашей «туристическо-исследовательской» группе.
Нашим вторым неожиданным приобретением стал воробей. Мы его сразу узнали. Он выскочил откуда-то из тумана, весело запрыгал на нашем пути, а затем взлетел, сел на мое плечо и почему-то клюнул меня в ухо.
Но я его не прогнал. Я был ему рад и даже очень.
Так мы, уже вчетвером, двигались вперед. А может, назад.
Главное, что через несколько минут все мы как-то разом наткнулись на голого волосатого мужчину с тощим задом, который низко кому-то кланялся.
Это был не кто иной, как оставшийся без работы водитель. Очевидно, он как начал молиться от моего ухода, так и продолжал это святое дело не останавливаясь.
Обогнув его, мы двинулись дальше.
Все стали привыкать к туману.
Он не раздражал ни тело, ни глаза, ни легкие.
Он был какой-то нейтральный.
