— Это ничего не меняет в Вашем первом утверждении, — ответил он, — а если нам когда-нибудь придется вступить в контакт с разумным существом с другой планеты, и они расскажут нам историю своего развития, то мы, вероятно, услышим нашу собственную историю.
— Вы считаете, что развитие жизни повсюду должно было бы протекать одинаково?
— Да, всегда и везде, — убежденно ответил он, — я лишь отношусь скептически к тому, дойдет ли вообще до встречи с инопланетными разумными существами.
— Почему развитие на другой планете в другом мире не могло бы протекать иначе, дружелюбнее?
Шаган ответил с ухмылкой: «Вы только что назвали меня скопищем молекул — в этом кроется правильная мысль. Пока, собственно, люди, именно эта сложная форма материи, будут осознавать свой социальный образ жизни, они должны также пройти всю дилемму развития и зрелости этой совершенно аморальной материи. В начале стоит закон сохранения видов — это Вы найдете уже у старого доброго Дарвина — без этого инстинкта ни одно живое существо развиваться не может».
— Все же, звери не убивают друг дружку, — возразила Нанга, — хотя бы не свой собственный вид. Почему бы этому не быть возможным и на другой планете у других более высоко развитых существ?
Шаган сморщился.
— Я бы с большим удовольствием сейчас громко рассмеялся. Как звери могли бы убивать друг дружку? Не находится ли их мозг всего лишь на примитивной ступени развития? Они заваливают друг дружку только тогда, когда их одолевает чувство голода. Если бы они были способны создавать для себя орудия труда, тогда они бы после этого постарались найти кого-нибудь, кто бы обслуживал эти орудия труда. От этого шага до первой небольшой фабрики уже совсем недалеко. Это развитие было необходимо — без него мы бы и по сей день были в каменном веке. И с этим связана вся история культуры человечества; она базируется на господстве человека над человеком — и это, отчасти, еще можно отнести к сегодняшней действительности. Тысячелетия мы жили в царстве зверей, и варварскими законами джунглей народы владели вплоть до двадцатого столетия. Когда бы не велись войны — их вызвали всегда материальные интересы. Но это Вы знаете сами, Нанга.
Нанга хотела ответить, но она замолчала, когда она заметила его язвительную улыбку. Это было его манера, смотреть на все с ироническим скепсисом, даже на свои собственные познания. Порой он мог быть остроумным или развивать поразительную логику, но у нее всегда было такое ощущение, что не принимал всерьез ни себя ни свое окружение. Так было и сейчас, когда он заметил после некоторой паузы: «Так вот, золотой ангелочек, и это все не имеет никакого отношения ни к морали ни к этике. Путь из царства зверей чертовски затяжной; вернуться обратно было бы значительно проще. Новая Мировая война — и человечество снова вернется в царство зверей. Вся сложившаяся за тысячелетия мораль полетела бы ко всем чертям…
— Не противоречило бы это всем законам развития природы?
— У Вас ярко выраженное развитое иллюзорное мышление, — ёрничал Шаган. — Есть такие люди, которым не подходит это толкование, но именно это «Все будет не так плохо» в наш век, когда мы заковываем в оковы на Земле космическую энергию, самая опасная из всех иллюзий. Нет, Принцессочка, даже на частично радиоактивно зараженной Земле человечество вымрет за несколько лет…Шаган замолчал и посмотрел на высотомер машины. Стрелка вращалась медленно.
— Мы прибыли, сделайте сейчас лицо немного подружелюбнее, потому что через пять минут я представлю Вам доктора Бороса.
Пассажиров попросили пристегнуть ремни.
Потерянная капля большого пожара — из этого получилась Земля. Когда элементы соединились, из огня образовалась жизнь, из жизни — человек. Огонь остался в нем: он копал, изучал, анализировал и создавал для себя то, что считал полезным: инструменты и оружие, дома и корабли, отравляющий газ и Бога по своему подобию, курительные трубки и стекла в очках и мыло тоже, чтобы очищать себя от грязи. Но в нем есть еще кое-что, что требует очистки, и в этом мыло не поможет. Он все еще остался таким же, каким был в самом начале: не хорошим, не плохим, отчасти мусор, отчасти природа, часть материи, большой, словно великан, маленький словно самый крошечный микроб, боязливый словно червяк, уважающий смерть, надеющийся и сомневающийся, черт и бог, раб, властитель и бунтовщик. Ищущий, который слишком слаб, чтобы усмирить свои страстные желания, слишком гордый и слишком сильный, чтобы отказаться от своих преимуществ, данных ему от природы. Капля Каина, капля Авеля.
Человек — природа, как и межзвездная материя, как и протуберанец на Солнце, двуличный как протон, электрон и все прочие вращающиеся частицы, знаниями о существовании которых располагает только он один. Он кусочек природы как мышь, как паук, как енот, как воробей или даже ракообразный. И все же он другой. Человек любит и ненавидит и спрашивает: Почему? Человек измеряет и производит вычисления и спрашивает: Сколько? Человек в поисках. Он ищут на земле, в воздухе, на дне морском и в просторах космоса; и он постоянно находит одно и то же: частицы самого себя.
Он не прекратит поиски, потому что от начала до конца он ищет сам себя, свое происхождение и свое подобие. И это больше, чем производить детей на свет, есть или пить. И поэтому он больше, чем мусор, больше, чем просто материя, больше чем микроб, мышь, паук, енот, воробей, ракообразный; больше чем двуликий протон, межзвездная материя и протуберанец на Солнце. Потому что он может рассчитывать и измерять, взвешивать и думать, а высшее мышление состоит в познании самого себя. Он не прекратит поиски, пока не найдет эхо своего голоса, свое собственное отражение.
Поверхность всех шести континентов — путаница проводов, геометрических форм и таинственных знаков.
Рядом с городком Аули Ата, на высокогорном плато гор Алатау, протянулся на общей длине в семнадцать километров один из основных центров радиотелескопии. Две гидроэлектростанции подпитывали передающие и принимающие установки, которые состояли частично из антенных систем, частично из подвижных параболоидов, самый большой из которых имел диаметр сто девяносто восемь метров. Импульсы, которые отправлялись с помощью этих установок, поступали из маленького, побеленного белой краской дома, и они также собирались здесь при приеме сигналов. На дюжина измерительных приборов принятые сигналы отображались в виде бесшумно отклоняющихся стрелок, светящихся кривых и точек. От этого мозгового центра было рукой подать до жилища двух руководителей этой центральной ретрансляторной станции между Землей и космосом, Берт Бергенсен и Василий Афонин. Уже несколько месяцев сотрудники этого радиоцентра было преисполнено энергией. Уже несколько месяцев они были наполнены мистической надеждой и научным любопытством. В космосе были обнаружены новый источник радиоизлучения. Они приняли сигналы, которые, возможно, были отправлены разумными существами. Были сотни таких радиоисточников — было ли их существование капризом природы, случаем? Огромные радиотелескопы были направлены на космос, и каждую секунду регистрировалось и записывалось тысячи сигналов. Главный центр радиотелескопии был гигантским ухом — самым большим в мире, охотно сказал бы Афонин, но в Северной Каролине, на другой стороне земного шара, находился такой же большой слуховой аппарат, и там тоже ученые были готовы день и ночь, наконец, расслышать из загадочного бормотания Вселенной голоса Разума.
