— Но открытие твоего отца, — не сдавался Георгий, — его теория?
Руки Нины отпрянули прочь.
— Давай поговорим, милый. Раз уж ты хочешь, давай выясним все до конца. И, пожалуй, лучше нам одеться и сойти вниз. Ты затопишь камин, мы сядем возле и спокойно поговорим.
Так они и сделали.
А когда дрова в камине запылали и багровые отсветы легли вокруг, Нина сказала:
— Все, что ты узнал сегодня, мне стало известно давно. Еще в институте, от того же Преклонного. Он как раз собирался на пенсию.
Врет, в первую минуту подумал Георгий. Если врет, то зачем? Потом он взглянул на Нину. Нет, не врет.
— И ты, зная всю правду, не ушла? Не порвала с Краснопольским?
Нина коротко усмехнулась.
— Ушла… По молодости лет мне тоже казалось, что я не смогу жить с ним под одной крышей. Ушла.
— Вышла замуж, — догадался Георгий, вспомнив разговор с Петром.
— А что мне еще оставалось делать?
— Ты его хотя бы любила?
— Он был надежен. Настоящий мужчина, я полагала. Он заботился обо мне, ни о чем не расспрашивал, я ему благодарна, — Нина говорила все это, будто читала с листа чужую роль, голосом ровным и на удивление спокойным. Говорила, не глядя на Георгия, словно и не обращалась к нему, словно его и не было рядом. Но вот она повернула голову. — Впрочем, не стоит об этом. Мой брак был порождением моей глупости, простительной, я думаю, для девятнадцатилетней девчонки.
— Но что же вновь привело тебя к Краснопольскому? — теперь уже на огонь камина смотрел Георгий и потому не видел, как удивленно поднялись брови сидящей рядом женщины, как в глазах ее мелькнуло и погасло разочарование.
— Инициативу проявил он. Глеб Евстигнеевич любит меня как родную дочь.
— Ты дочь Миртова.
— Да, это так. Но Глеб Евстигнеевич воспитывал меня с года. Он искренне ко мне привязан.
— И все же почему ты вернулась?
Нина подавила вздох.
— Мы работаем в одном институте. Бок о бок. Двусмысленность наших отношений не могла остаться незамеченной. У меня не было выбора.
Георгий хотел сказать что-то, но Нина заторопилась:
— К тому же, мне было неизвестно, что теория Миртова верна. Я узнала об этом лишь от тебя, сегодня. Сегодня, когда почти готова моя докторская, полностью отрицающая эту теорию…
— Ты напишешь новую!
— Это невозможно. Нереально. Я устала. У меня не хватит сил, А ведь я честолюбива. Признаюсь тебе в этом грехе, как на исповеди.
И тут Георгий задал наивный вопрос:
— А как же истина?
Нина рассмеялась.
— О, милый мой. Когда-нибудь она всплывет. Рано или поздно. На то она и истина. Но к тому времени я уже буду доктором наук.
— Это цинизм! Нина, дорогая моя, это цинизм!
— Нет, мой любимый, нет, мой родной, это просто трезвый расчет.
— А может быть, ты и ко мне пришла из-за этого?
— Нет. Я люблю тебя.
— Врешь. Все врешь!
— Тогда прочти мои мысли, — медленно проговорила женщина. — Загляни в них. Ты же можешь.
— А если я все-таки напишу статью, — Георгий вскочил. — Если все-таки напишу, а?
— Это не принесет добра никому, — голос Нины стал печальным, — Ни мне, ни тебе, ни памяти Миртова. Ты думаешь, что находишься в конце пути? Он даже не начался. И откуда тебе знать, какие трудности впереди? Никто этого не знает. А вот то, что они начнутся, и каждая следующая будет больше и неодолимей, чем предыдущая, — понять легко. Спроси у своего голоса. Он подтвердит мои слова.
И услужливый голос, дождавшись своего часа, подтвердил: "Да, будет трудно". И смолк. Но уже без его подсказки, сам по себе, узрел Георгий долгую, ох, какую долгую драку, всосавшую всю его жизнь без остатка. И падения увидел, и скверный характер, и неврозы, и хождение по инстанциям, и многое другое. Главное же, не было в том видении Нины, а была, напротив, холостяцкая жизнь без ласки и тепла.
И стало Георгию себя жаль. Так жаль, ну просто сил нет! Пригорюнившись, наблюдал он печальные картинки своей будущности. Их, точно рекламный ролик, талантливо компоновало воображение.
Насмотревшись, он тихо сел обратно в кресло. Сел, и тут ожила Нина.
Она подошла, опустилась перед ним на пол и положила голову на вздрогнувшие его колени.
— Нам будет хорошо, — шептала она. — Нам будет так хорошо. Как сегодня. Я раньше не хотела иметь детей. От Петра. А от тебя хочу. Сына хочу и дочку. А когда они вырастут, мы научим их всему, чем владеешь ты. Теория Миртова нам поможет.
Георгий сидел, бросив руки на подлокотники кресла, сидел, ощущая на своих коленях голову женщины, ставшей в эту ночь самой близкой и желанной. И она, близкая и желанная, предлагала совершить нечто ужасное. Подлость. Мерзкий поступок. Предательство.
Так думал он, но слова эти потеряли внезапно вес, земной давящий вес, стали неощутимы и призрачны, точно абстрактная схема. Мир, заключенный в Нине, мир и покой, счастливая и долгая жизнь обретали реальный смысл. Он еще не знал, что уже принял решение, ему казалось — он еще колеблется, спокойно и беспристрастно взвешивает на внутреннем своем безмене, но внезапно резкая боль пронзила голову, перед глазами вспыхнули яркие круги, и Георгий потерял сознание.
Он пришел в себя достаточно скоро. От боли не было и следа. Тело сделалось легким, как после парной бани. Легким и непривычно пустым.
Он лежал на диване, том самом, где совсем недавно покоился поверженный Краснопольский. Сам же Глеб Евстигнеевич сидел рядом и ласково улыбался.
— Не удивляйтесь, — проговорил он. — Мне стало лучше, и я поднялся. Дочь рассказала мне о вашем разговоре. Вы приняли мудрое решение. Не о себе пекусь, о ней. В ваших руках была судьба Нины, и вы ее не сломали. Так поступают лишь глубоко порядочные люди. Порядочные и интеллигентные. А интеллигентность всегда, — профессор поднял указующий перст, — вызывает уважение, ибо дается нелегко… И еще. Сразу после праздников я предоставлю Нине отпуск. Вы поживете в Энске, пока здесь улягутся страсти. Все заботы о разводе я беру на себя.
— Хотел бы я знать, о чем вы сейчас думаете, — процедил сквозь зубы Георгий.
— А вот этого, голубчик, вы больше никогда не узнаете, — все так же ласково проговорил Краснопольский. — Не ждите. Дар ваш исчез. У меня это случилось сразу после опубликования статьи. Как отрезало. А расстраиваться не стоит. Право, ни к чему. Голос этот, мысли чужие — неэтично, знаете ли, к тому же мистикой попахивает. А без мистики жить легче. Вы это, батенька, быстро поймете.
Вошла Нина, катя перед собой столик, уставленный чашками.
— А у меня кофе готов, — проговорила она прекрасным утренним голоском. — Будете пить, мужчины?
