— У кибернетиков неплохие успехи, Шэрэль, — весело говорит Рэшэд. — Похвалитесь и вы своими. То, что вам удалось восстановить, очень пригодится им теперь. Думаю даже, что без вас они уже ничего больше не смогут сделать.
Кибернетик смотрит на меня испытующим взглядом, — видимо, он сомневается в моих «успехах».
— Хвалиться, собственно, нечем, — стараясь не волноваться, говорю я. — Пока восстановлены всего две фразы. Одна довольно четко, за вторую не ручаюсь.
— Продемонстрируйте их мне синхронно с изображением, приказывает кибернетик.
Я молча готовлю аппаратуру для воспроизведения восстановительной части фонограммы. Перед тем как включить ее, спрашиваю:
— Что дадут вам эти фразы? Поможет разве чем-нибудь даже полностью восстановленная фонограмма?
— Нет безвыходных положений, — уверенно заявляет кибернетик. Видно, слишком уж надеется на «электронные мозги»!
— Устная речь вообще устраивает нас больше, чем письменная, — продолжает он тоном школьного учителя. — Она имеет, как известно, весьма значительную избыточность информации. Кроме того, живая речь содержит еще дополнительную информацию эмоционального характера. По интонации произносимых слов мы можем судить о настроении говорящего, о его отношении к сказанному. Речь же, произнесенная существом, которое мы можем наблюдать, обогащает нас еще большим количеством сведений, так как смыслу произносимого соответствует обычно и выражение лица говорящего — его мимика. Немаловажное значение имеет и жестикуляция. В данном случае это для нас особенно важно.
— Дело в том, Шэрэль, — поясняет Рэшэд, — что наша девушка, как вы и сами, конечно, заметили, довольно энергично жестикулирует, и это имеет несомненную связь с тем, о чем она говорит. В том случае, например, когда она прикладывает руку к груди, это может означать: «мое сердце», «от всего сердца», «всем сердцем» и так далее. Электронная машина подыщет нам теперь из всех возможных вариантов подобных выражений такие, которые будут наиболее соответствовать правилам языка обитателей Эффы и совпадут с артикуляцией нашей девушки.
— Но прежде нужно ведь знать эти правила…
— Мы уже знаем кое-что, — уверяет кибернетик. — Составили даже фонетические варианты ее речи. А теперь, с помощью восстановленной вами части фонограммы, уточним это.
— Но как? — все еще не понимаю я.
— Объясните, пожалуйста, как вы это будете делать? — просит и Рэшэд, так как кибернетик, видимо, не собирается вдаваться в подробности.
— Если вы имеете понятие о структурной лингвистике, — без особого энтузиазма и, как мне кажется, нарочно не очень понятно начинает объяснять кибернетик, — то вы должны иметь представление и о таком отделе ее, как фонология. Она занимается изучением звуков языка и устанавливает его абстрактный код, состоящий из ряда бинарных дифференциальных элементов. Их можно изобразить в виде следующих символов, представляющих собой первичные элементы звуковой части языка.
Кибернетик подходит к доске и начинает торопливо чертить какие-то замысловатые знаки и формулы.
— Вы сами можете убедиться теперь, — торжественно заявляет он, оборачиваясь к нам, — что структурная лингвистика языкознания — такая же точная наука, какой является физика. Подобно прочим точным наукам, она успешно пользуется математическими методами исследования.
— Ладно, — смеется Рэшэд, стирая формулы кибернетика, потом я объясню вам все это более популярно, Шэрэль. А теперь включайте вашу фонограмму.
Наконец-то Хоррэлу удается закончить монтаж нового телескопа!
…В астрономическом павильоне брата собрались все наши астрономы. Пришел и глава Совета ученых. Хоррэл разрешает присутствовать и мне. Устраиваюсь в уголке, чтобы никому не мешать. Наблюдаю за Рэшэдом. Не сомневаюсь, что он волнуется, но не подает вида. Ему, конечно, хочется, чтобы телескоп в первую очередь направили на «его планету», но разве он станет просить об этом?
Перевожу взгляд на Джэхэндра. Этот явно нервничает. Беспокойно заглядывает в глаза то главе Совета, то Хоррэлу, но тоже ни о чем не просит.
В павильоне гасят свет. Постепенно начинаю различать разноцветные точечки сигнальных огоньков на пульте управления гигантской системы телескопа. Слышится приглушенный рокот мотора, выводящего телескоп в точку наводки. Интересно, на какую из планет все-таки решено нацелить его в первую очередь? Волнуюсь и очень хочу, чтобы это была «наша планета»…
В новом телескопе нет окуляров. Изображение здесь проектируется на экран, покрытый люминесцирующим слоем. Затаив дыхание, напряженно слежу за движениями Хоррэла, вручную доводящего телескоп до нужной точки. Щелкают переключатели на пульте управления. На тускло мерцающем экране появляется какое-то расплывчатое пятно. Помощники Хоррэла торопливо вращают рифленые ручки настройки электронных преобразователей.
До рези в глазах всматриваюсь в люминесцирующий экран, но ничего не могу понять. А астрономам, видимо, все уже ясно. Они взволнованно перешептываются.
Но что же все-таки это такое — Эффа или Юлдэ?
Ищу глазами Рэшэда или Джэхэндра. По тому, как Рэшэд всматривается в экран, а еще более — по разочарованному лицу Джэхэндра догадываюсь, что на экране — Эффа.
Теперь уж и я не могу сидеть спокойно. Пробираюсь поближе к экрану. Довольно отчетливо различаю широкий зеленоватый серп планеты в причудливых узорах беловатых и темно-серых полос. Очевидно, это облака, сквозь которые просвечивают более темные очертания материка или материков. Значит, Рэшэд прав — суши на Эффе должно быть вполне достаточно.
Прислушиваюсь к разговорам. Теперь, когда первое волнение улеглось, ученые уже спокойнее обмениваются впечатлениями.
— Ни одна обычная оптическая система не может, конечно, с этим сравниться! — восторженно восклицает кто-то.
— Однако даже с такой разрешающей способностью нет возможности рассмотреть Эффу достаточно отчетливо, — слышится чей-то вздох.
— Подробностей ее рельефа нам, конечно, не увидеть, — замечает третий астроном, — но очертания материков и общую площадь суши удастся определить, как только атмосферные условия улучшатся.
— А деятельность обитателей Эффы, если таковые на ней имеются, мы не обнаружим разве? — озабоченно басит кто-то. Не может же такая деятельность остаться бесследной даже при столь грандиозном расстоянии? Каналы большой протяженности, огромные города, индустриальные районы — неужели все это никак не будет восприниматься?
— Боюсь, что надежда на это невелика, — отвечает обладателю баса мой осторожный брат Хоррэл. — С искусственных спутников мы фотографировали ведь нашу Джумму с разных дистанций, но уже с расстояния в несколько тысяч километров затушевываются все подробности ее городского и индустриального пейзажа.
