– Так всю зиму и весну я занимался опытами с муравьями. Когда пришло лето, муравьи перестали искать новые формы и вернулись к тигру, который получался у них лучше всего. Сильвия бродила по темным городам, а у меня по-прежнему не было ни капли лечебного сока. От постоянного напряжения и неотступного отчаяния я и сам заболел. Друзья уговаривали меня съездить за город. И однажды утром (Сильвия после краткого бодрствования снова уснула, и я был уверен, что теперь она долго не очнется) я доехал на метро до смиховского вокзала и сел на ближайший поезд, шедший вдоль реки Бероунки. Я вышел на одной из станций, не доезжая замка Карлштейн. Это было в июле, и стоял такой же жаркий день, как сегодня. Все утро я бродил по лесам, которые были полны грибников и семей, веселившихся на пикниках. Примерно в половине первого я вышел на дорогу, ведущую из леса. Сразу за последними деревьями начинались участки дачного поселка. Я шел вдоль проволочных оград, за которыми тянулись грядки с помидорами и пионами; на верандах деревянных домиков у столов сидели толстяки с красными спинами, потные женщины в купальниках набирали еду из кастрюль и раскладывали ее по тарелкам. Я чувствовал запах гуляша и укропного соуса, мешающийся с вонью машинного масла, слышал звон ножей и вилок. Дачный поселок разросся вокруг деревни, состоящей из нескольких каменных домов. В одном из них – на площади – находилась пивная. Когда я проходил мимо ее открытых дверей, на меня повеяло давно забытым холодным и влажным воздухом деревенских сквозных коридоров. Я вошел внутрь и попал в зал. У одного из столов пили пиво несколько мужчин в тренировочных штанах или в синих рабочих брюках; они говорили о коробке передач автомобиля, принадлежавшего одному из них. Под столом на полу лежал, положив голову на лапы и закрыв глаза, лохматый волкодав. Остальные столы были свободны, над столешницами из коричневого ламината жужжали мухи. Я сел у окна, за которым виднелись ослепительно сияющие на солнце белые стены домишек. В задней, темной части помещения, рядом с дверью в туалет, возле черного ящика игрового автомата стоял мальчик лет десяти в плавках, он держался обеими руками за ручки прибора и сосредоточенно крутил их. На передней панели автомата мигали красные, зеленые и фиолетовые огни, слышались приглушенные механические звуки, какие обычно издают автоматы. Скоро один из посетителей поднялся и окликнул мальчика. Они ушли, а автомат продолжал тихонько гудеть и подмигивать в полутьме разноцветными огоньками.
Я пил пиво и наблюдал за мухами, бродящими по столу между липкими лужицами. Возвращаясь из туалета, я обратил внимание на странное изображение на экране автомата. Это был длинный прямой коридор без окон, освещенный слабыми лампочками, которые свисали с потолка: несколько лампочек были разбиты, так что отдельные участки коридора терялись в темноте. Вдоль стен, покрытых пятнами сырости, тянулись какие-то черные кабели и ржавые металлические трубы. Обе стены во многих местах прерывали черные устья боковых коридоров. Я подумал, что это технический этаж какого-то огромного здания. В верхней части экрана мигала красная надпись INSERT COIN. Я бросил в прорезь автомата монету и взялся за ручки. Скоро я научился управлять движением невидимого человека, глазами которого я и смотрел на коридор, – и вот уже у меня появилось ощущение, что это я сам иду по полутемному лабиринту. Всякий раз, когда я приближался к очередному перпендикулярному коридору, мне казалось, что оттуда выскочит какой-нибудь монстр или боец кунг-фу, с которым надо будет биться; но все коридоры были пусты, все терялись в монотонной перспективе, исчезали во тьме. Ничего не происходило, только время от времени из плохо заваренных трубных швов выходил пар. Странная игра, подумал я. Наверное, мне надо было найти что-то в лабиринте, но я не догадывался, что именно. На одном из перекрестков я увидел в глубине бокового коридора неясный фиолетовый свет. Я свернул туда и подошел к узкому жестяному ящику, похожему на те, в какие рабочие на заводах обыкновенно складывают одежду. Дверца шкафчика была открыта; внутри действительно висела на крючке грязная спецовка. Однако я увидел и кое-что еще: на полочке стоял компьютер; к нему было присоединено устройство с такими же ручками, за какие я сейчас держался, а на экране маячили многоэтажки ночного города. Он напоминал пражский Южный город, только все дома имели форму сидящих или лежащих животных; сотни окон светились в боках, шеях и головах огромных панельных собак, обезьян, кабанов и крокодилов. Только что прошел дождь; и на тротуарах, и на проезжей части остались лужи, в спокойной поверхности которых четко отражались светящиеся окна. За время игры я слился с героем, бродящим по подвалу, и теперь чувствовал, что должен взяться за ручки прибора, который стоял в шкафу, и начать управлять передвижением по ночному городу еще одной воображаемой фигуры. Но как же это сделать? Оказалось, достаточно, чтобы путешественник по коридорам приблизился к компьютеру так близко, чтобы края его экрана соединились с каемкой экрана автомата в пивной. С этого момента рычаги, за которые я держался, управляли движением фигуры по ночному городу. Скоро я совершенно забыл о подвале и слился с новой фигурой, с героем, блуждающим по городу с домами в виде животных. Теперь я шел вдоль длинных рядов дверей из матового стекла, в холодном свете мигающих лампочек огибал мусорные контейнеры, пересекал темные и влажные асфальтовые детские площадки. Я уже догадывался, что должен искать. За парковкой, где стояли ряды темных автомобилей, высился дом в форме лежащего лося; окна светились даже в широких рогах, на двух наивысших точках которых краснели сигнальные огни. Над одной из дверей в лосином боку вращался ярко-фиолетовый неон, фиолетовый свет разливался по крышам темных припаркованных автомобилей. Когда я подошел ближе, то увидел, что неоновые полоски составляют слова надписи над входом в бар. Двери были открыты, я ступил в грязный зал. Рядом с гардеробом, где на вешалке висело несколько пальто, стоял игровой автомат, над которым склонился парень в черной кожаной куртке. Я решил подождать, пока он закончит и вернется к своему пиву, и скоро уже стоял на его месте. На экране был великолепный заброшенный город, залитый ярким солнечным светом, город с гигантскими классическими постройками, белые фасады которых скрывались за огромными колоннами, город с широкими лестницами и с гранитными сфинксами на набережной огромной реки, с обширными площадями, в центре которых стояли конные статуи, отбрасывающие короткие черные тени на белый мрамор, раскаленный от солнца. В тени одного из памятников я обнаружил следующий компьютер; на его экране был зимний лес, и я бродил между причудливыми деревьями, покрытыми снегом, до тех пор, пока между стволами не засиял в сугробе свет еще одного компьютера. И так, будто по бесконечной лестнице, я спускался во все новые и новые лабиринты, которые открывались мне в уголках других лабиринтов. Некоторые из них были унылыми и напоминали города из снов Сильвии, другие были холодными и равнодушными, в иных из этих миров я чувствовал себя даже уютно. Я перестал думать о том, с какой фигурой отождествить себя и на каком именно уровне я нахожусь; все персонажи игры казались мне одинаково реальными, хотя это были лишь картинки в картинках, хотя их и родила череда воображаемых рук, управляющих рычагами приборов, которые не существуют в действительности. Я начал чувствовать, что и тот, кто стоит сейчас в деревенском ресторанчике у Карлштейна, ничем не отличается от фигур, бродящих в глубинах экрана, что он вовсе не заканчивает их ряд, а, скорее, является его составной частью. Я понятия не имел, где находится лестница, по ступенькам которой я спускался вниз, и где она кончается. Когда я потом спросил об этом у хозяина, он сказал, что ни одно из пространств пока не повторялось, но игровой автомат стоит в пивной лишь несколько месяцев.
