– Есть и третья возможность: что если количество пространств конечное, и при этом их ряд не имеет ни начала, ни конца? Цепочка миров может составлять круг. И тогда мир, где находится прибор с экраном, будет одновременно пространством, которое – опосредованно, через длинную цепь других экранов – находится на экране стоящего в нем прибора.
– Хотя я и не уследил, к каким сказуемым относятся подлежащие в вашей фразе, мне кажется, я понял вашу мысль. Если бы образы соединялись в круг, это предоставляло бы нам парадоксальную возможность быть актерами в пьесах, поставленных светящимися персонажами наших игр, понимать что мы живем во снах, которые видят герои наших снов…
Спустя полчаса я попал в ночной город, белые дома которого выросли на крутых склонах горы, поднимающейся из моря. Остров был похож на гигантскую кристаллическую друзу. В ярком свете полной луны сиял лабиринт белых стен, горизонтальных крыш, одновременно служивших террасами домов, построенных над ними, лабиринт лестниц, мостов и мостиков, круживших на нескольких уровнях друг над другом, балконов, аркад и площадей с фонтанами, в темной глади которых отражалась луна. У подножия горы-города раскинулась пристань, на темном море покачивались яхты и лодки, на вершине горы высилась могучая крепость с четырьмя круглыми башнями по углам. Город спал, нигде я не видел ни одного светящегося окна, нигде на белой стене не мелькала тень припозднившегося прохожего. Я прогуливался по улицам и останавливался на площадях, поднимался и спускался по крутым лестницам, окаймленным садами, ходил по внутренним дворикам, где в деревянных ящиках росли карликовые деревья с белыми цветами. Мне казалось, что я ощущаю воздух жаркой южной ночи, дыхание еще теплых стен, мешающееся с ароматом цветов и соленым запахом моря. Двери из внутренних двориков в жилые помещения были открыты; прямо за ними обычно находились комнаты и спальни. Иногда я замечал кровать, на которой лежал спящий. Я хорошо чувствовал себя в этом городе, залитом лунным светом; я бродил по приветливому лабиринту и никуда не торопился, не искал следующий экран. Наверное, у этой игры, у этого спуска в глубины есть конец, думал я; наверное, целью блуждания является именно этот тихий город, который ничего не хочет от гостя и ни к чему его не принуждает; наверное, игра закончена.
Однако вскоре оказалось, что все иначе. На каменном барьере фонтана я обнаружил еще один компьютер, экран которого показывал какую-то мрачную Венецию, с изгибавшимися над каналами, полными раскаленной красной лавы, черными мостами. Итак, залитый лунным светом город был не концом; если бы я вошел в красно-черную Венецию, то продолжил бы свой путь, попал бы, наверное, в еще более страшные и еще более приветливые города. Однако я очень устал и не захотел покидать город, где мне было хорошо. Я обнаружил, что никто не заставляет меня соблюдать правила игры. Я заплатил десять крон и могу оставаться в любом мире, который предлагает мне игровой автомат, так долго, сколько мне заблагорассудится. И потому я оставил компьютер на прежнем месте и продолжил бесцельное блуждание по узким улицам и бесконечным лестницам. Оказавшись во внутреннем дворике одного из домов, я решил заглянуть в открытую дверь. Я не мог избавиться от ощущения, что делаю что-то неприличное, но убеждал себя, что все происходящее – лишь игра цвета на экране. И я вошел в дом и ходил по комнатам, пока не добрался до спальни, где под легким одеялом спала смуглая девушка. В окно светила луна, предметы в комнате были залиты ее светом. На столе у окна стояли правильный тетраэдр из гладкого гранита (я вспомнил, что это одна из фигур, которую ночью составляли муравьи) и ваза с цветком, рядом лежала открытая толстая книга. С моря подул ветер, всколыхнул белые занавески по обеим сторонам окна, взволновал нежные лепестки вокруг венчика цветка и перевернул несколько книжных страниц. Я посмотрел на открывшиеся страницы: луна светила так ярко, что можно было читать, и я увидел, что это какая-то немецкая энциклопедия, отпечатанная готическим шрифтом. Я стал разбирать текст, который начинался наверху на левой странице на середине фразы; это было продолжение словарной статьи с предыдущей страницы, которая рассказывала о каком-то музыкальном инструменте. Название инструмента, его описание и главные сведения о нем были на невидимой и недоступной предыдущей странице. В хвостике статьи, который я мог прочитать, содержался только намек на то, что для создания этого инструмента используются янтарь, варанья кожа и кости броненосца, и говорилось, что благодаря своему особому устройству инструмент может издавать звуки, переходные между, например, пением трубы и дрожанием струны под смычком. В тот миг, когда я читал этот пассаж, налетел порыв ветра и приподнял следующий лист; он покачался туда-сюда, и мне уже показалось, что он вот-вот опустится на ту страницу, которую я как раз читаю, и что я больше никогда ничего не узнаю о странном музыкальном инструменте из янтаря и костей броненосца; но лист все-таки лег на прежнее место, и я мог продолжать чтение. Закончив следующее предложение, я вздрогнул. В нем говорилось, что звуки музыкального инструмента имеют одну особенность – они заставляют цепенеть муравьев; поэтому якобы на некоем острове в Индийском океане при помощи этого инструмента ловят белых муравьев, которые выделяют жидкость, используемую в медицинских целях. В заключение была приложена нотная запись главной темы произведения, исполняемого при охоте на муравьев, – это была мелодия, которая с того дня неотступно звучит у меня в голове и которую я сегодня услышал от вас.
Таким образом, рассказ, миновав сгинувшую цивилизацию в Индии, квартиру на Виноградах и пивную под Карлштейном, добрался в конце концов до загадочного музыкального инструмента, из-за которого мы оба прервали свой путь и оказались за одним столом. Все время, пока археолог говорил, я ждал, в каком из пространств, которые открывали его слова, появится инструмент; удивительно, что он появился в игровом автомате из пивной. Наверное, таков уж был нрав у этого инструмента – он любил скрываться и оставлять в необычных местах странные и исчезающие следы. Действительно ли его поглотил огонь и от него остался лишь легкий пепел тонов и звенящих светящихся слов? Или его реальность всегда была неотделима от волнующихся переплетений знаков? Являлось ли его бытие иным, чем то, к какому мы привыкли у прочих предметов?
– Я забыл, что стою в деревенской пивной у Карлштейна, что книга, которую я читаю, – лишь игра электронного луча, двигающегося по запрограммированному сигналу, и протянул руку, чтобы перевернуть страницу и узнать о тайне мертвого шамана, которая одна только и могла помочь Сильвии покинуть царство чудовищ. Но тут же с болью осознал собственное бессилие, снова услышал звон кружек и голоса посетителей, которых давно не замечал. Я напоминал себе паралитика: книга лежала прямо передо мной и все же я не мог дотронуться до нее, не мог перевернуть ее легкую страницу, которую шевелил и вздымал морской ветерок, меня будто мучил какой-то насмешливый демон. Я долго ждал в надежде, что ветер перевернет страницу и я смогу прочесть, как выглядит музыкальный инструмент; я думал, что потом найду кости броненосца, кожу варана и все остальное, и сделаю инструмент, и сыграю на нем муравьям. Страница волновалась и поднималась все выше, несколько раз она почти поднялась, но всегда возвращалась обратно. Вдруг на экране возникла тонкая женская рука и резко захлопнула книгу. Я позволил персонажу в темной комнате отойти от стола и увидел его глазами, что девушка, которая спала на кровати, теперь проснулась и стоит – нагая, с черными волосами до пояса – у стола. Она открыла ящик, сунула туда книгу и задвинула его. Потом незнакомка повернула голову и улыбнулась. Она смотрела на того, кто был рядом с ней в комнате, – или на меня, стоящего в пивной в другом мире, через все экраны, разделяющие нас? Была ли она союзницей демонов, которые истязали Сильвию? Граничили ли где-то в глубинах миры дурных снов с мирами, скрытыми в игровом автомате, были ли между этими империями какие-то потайные переходы? (Когда позже Сильвия ненадолго проснулась, я нарисовал ей лицо девушки из игрового автомата. Сильвии казалось, что она видела ее в своих снах среди гостей, которые приходили к ее мучителям, но не была в этом уверена.) Потом девушка снова легла в постель, повернулась к стене и, похоже, уснула. Послышался писк, и над спящей девушкой замигала красная надпись GAME OVER. Так я наконец узнал, как поймать белых муравьев.
