- Размечтался, одноглазый! - завопила ему вслед Маруша.
Удар, видимо, выправил заевшие детали конструкции. Двигатели радостно взревели. Белесый круг уставился на птичку, поймал взглядом и больше не отпускал. У Маруши в груди все заледенело от волны внезапного ужаса. Крылья разом обмякли.
"Не сдаваться!", - мысленно прикрикнула птичка, хоть и поняла, что сил на взлет не осталось.
Началось падение. Теперь Маруша не успевала даже уворачиваться, теряя перья от столкновения с ветками. А когда в горло врезался сук, сознание померкло, и маленькая птаха камнем рухнула вниз. Лишь у самой земли, поймав угасающий порыв ветра, она скользнула над потрескавшимся асфальтом и суматошно пробежалась по холодной дороге, сбрасывая скорость.
- Кррра-ак! - шар не успел выйти из виража и потерял второй глаз. Но даже без вращающихся ножей он оставался очень опасным. Ему не составляло труда катиться по асфальту и тянуться, тянуться, тянуться за птичкой своими противными щупальцами.
Впереди под бетонной плитой Маруша углядела узкую щель. Если бы удалось прорваться к ней и втиснуться в темноту. Такому огромному шару нипочем не пролезть за Марушей. Но не успеть, ни за что не успеть. Вот если только... Внезапно Маруша остановилась, как вкопанная. Черный шар налетел на нее с полного размаха. Мощнейшая сила вдавила птицу и неведомое чудище друг в друга, а потом разметала в противоположные стороны. Не веря своему счастью, Маруша вонзилась в щель и проворно протиснулась меж холодными поверхностями. Внутри оказалось довольно уютно. Сухая земля, усеянная слежавшейся травой, словно только что вытащенной из стога сена. Позади раздавались звонкие шлепки. Шар неотступно штурмовал бетонный бастион.
Так продолжалось довольно долго. Маруша блестящим глазом наблюдала за попытками ужасного существа прорваться к ней, а шар, недовольно урча, врезался в плиту, откатывался назад и вновь спешил ударить, пусть даже без всякой надежды на успех. Нет, Тот, Кто сидит На Качелях, просто не мог оказаться настолько тупым.
Внезапно асфальт из серого стал розовым. Солнечный луч легко коснулся края плиты, расширился и упал на злобное, порядком изуродованное страшилище. То недовольно зашипело и окуталось паром, а потом застыло и сплющилось. У выхода лежал разодранный футбольный мяч.
Но Маруша уже не верила. Ползком она пробиралась в глубину. Потом усталость взяла свое, в ноздри забился невыносимо прекрасный дурман сена, и птичка безвольно опустилась на мягкую подстилку.
Рядом сверкнули два огненных глаза, а из крючковатого клюва вырвалась то ли усмешка, то ли покашливание. Но, наверное, огромная голова Маруше лишь почудилась. И в самом деле, как она могла пролезть туда, где не развернуться и маленькой птичке?
И все же...
- Вы сумели пролезть вслед за мной, - пролепетала Маруша. - Значит, вы...
- Значит, я... - кивнула голова.
- Значит, вы - вездесущий...
- Ну, ну, птичка, смелее...
- Значит, вы - Тот, Кто Сидит на Качелях! - выпалила Маруша и от страха закрыла глаза. В следующую секунду отключившаяся птичка сладко спала.
- Запомни, девочка, - самодовольно улыбнулась голова. - ТЫ меня так назвала. Так могу ли я для ТЕБЯ быть кем-то иным?..
Тут внимание странного создания привлекли заливистые трели спящей Маруши. Недоуменным взглядом оно окинуло умиротворенную птичку и растаяло в сумраке подземелья.
11
Пробуждение Маруша не назвала бы приятным. Дико ломило ноги, крылья сводили судороги, а голова раскалывалась от тягучей боли. Даже запах сена, который так радовал птичку вчера, сейчас едко вонзался в ноздри. Быстрыми, семенящими шажками Маруша выбралась на волю.
Сплющенный мяч исчез. Земля была испещрена полосами, словно тут прошлась старательная метла. По земле тянулся свежий вечерний бриз. Птичка обернулась. За спиной не оказалось ни могучего дуба, ни городских кварталов. Лишь отвесный обрыв, изрытый норами, похожими на ласточкины гнезда. Да только таких громадных ласточек еще поискать. А найдя, улепетывать от них со всей скоростью, которую только позволят измученные прошлой ночью крылья. На фоне закатного неба чернел согбенный силуэт аиста, словно не живая птица украшала вершину обрыва, а бескрылый колодезный журавль.
Пришла ночь. Взглянул с небес тысячеглазый Индра, открывая одно за другим свои мерцающие очи. Впереди, до самого горизонта, расстилалось бескрайнее поле. От него Марушу отделял только подлесок, редкий, да искореженный, словно по нему проехалась дюжина бульдозеров. На бледное, безумно-синее небо наползали серые клочья облаков. Низко висел обгрызенный круг Луны. "Я и в самом деле летала слишком долго, - подумала Маруша. - Иначе Луна не успела бы подрасти столь заметно".
Ухал филин, то отдаляясь, то проявляясь близко-близко, будто прибежищем ему служил соседний куст. Стрекотали сороки в буйных, не по времени года взметнувшихся травах, покрытых искристой изморозью. Из-под земли доносилось несмолкаемое кукование невидимой солистки. Чуть не касаясь земли, летала алая птица без имени, роняла из клюва колоски, в каждую борозду по девять. Лопалась кожура, тянулись к небу жемчужные колосья, жнецов дожидаясь. Кто пробовал их зерна, обретал бессмертие. Да только следовал за алой птицей Черный Ветер, выдирал колосья с корнем и уносил в неведомую даль. Мир перевернулся, скинув птиц с небес. Мир опрокинулся, взметнув ввысь тех, кому положено упокоиться и превратиться в землю давным-давно. В эту ночь небо досталось вихрящимся мертвым стаям, то никнувшим к земле, то возносимым случайными потоками ветров к рваным облакам.
Маруша отважно перелетала с куста на куст, но предлесье готовилось вот-вот оборваться. Далее расстилалось чистое поле, на котором не укрылась бы даже мушка, даже жучок, даже муравей. Кто отважился бы перелететь через эту взъерошенную пустошь, над которой парили призрачные стаи? Кто угодно, только не Маруша.
Воспаряла к звездным искоркам алая жар-птица, на лету теряя перья и превращаясь в лохматую комету. Тихо журчал ручей, скользивший меж уродливых стволов. Скрюченными лапами вверх плыл по холодным волнам мертвый кукушкин муж, волей жены обреченный на вечное странствие. Высвистывал трели нахальный соловей, укрывшийся в овраге. Зимородок тихо щелкал клювом, то ли удивляясь, то ли склевывая очередную добычу. Истребителями парили у горизонта звенья птиц, опустившихся некогда на топкие берега Стимфальского озера. Их медные когти и клювы не ведали жалости. А бронзовые перья поражали страшнее стрел, ужаснее звездных осколков, пронзавших прошлую ночь.
Готовясь к длинному перелету, Маруша приземлилась в тень самого последнего куста. Рядом заманчиво блеснул панцирь крупного вкусного жука. Клюв птички звонко щелкнул и ударил, но чуть промахнулся. Почуяв неминучую смерть, жук заторопился и ловко упал в темную извилистую трещину. Марушин клюв отчаянно шарил в узкой щели, но нащупывал лишь пустоту.
