— Твоя жена тоже здесь.
— Хлоя?!
— Она пришла к нам сама, — довольным голосом произнес жирный, — и привела твоих пасынков, как их… Сильф и Дафнис, кажется. Ты был не слишком внимателен к своей жене, охотник Леон.
Так. И Хлоя тут как тут. Успела нажаловаться. И уж конечно, рассказала зверопоклонникам обо всем, что видела и слышала. Почему она, вместо того чтобы попытаться учинить скандал в штабе, отправилась на юг искать на мужа управу? Может, ей кто-то подсказал? Дура, как есть. А одна ли она сбежала из контролируемой области, вот вопрос. Похоже, придется как следует заняться южной границей, чтобы оттуда сюда ни одна муха… Да. Когда вернусь.
А вернусь ли?
Запершило в горле.
Играть! Водить за нос.
— Вы мне хотели что-то предложить, — напомнил Леон, откашлявшись.
Жирный и старуха вновь обменялись взглядами.
— Торопишься, Леон. Но если так тебе удобнее… Слушай и не заставляй повторять дважды. Ты останешься жить. Поверь, нам не доставляет никакой радости отдавать отступников Железному Зверю, хотя они, признаться, не заслужили иной участи. Отступников от законов Простора судим не мы — их судит Великий Нимб и карают посланные им Железные Звери. Но мы готовы принять твое раскаяние, если оно будет искренним. Вместе с женой и пасынками ты будешь жить в деревне вдали от гнева Нимба. Жить точно так же, как ты жил до своего отступничества.
«Благодарю, — подумал Леон. — Этого мне не хватало».
— Что вас убедит в искренности моего раскаяния? — спросил он деревянным голосом.
— Ты отправишь Зигмунду, прозванному Умнейшим, послание с просьбой прибыть в назначенное нами место.
Так.
— Что вы с ним сделаете?
— Вина Зигмунда перед Простором много больше твоей, Леон. Не нам его судить.
Конечно, не вам. Железному Зверю.
— Дайте подумать, — сказал Леон.
— Думай, только недолго. Ты должен дать ответ сейчас.
Если попытаться что-то предпринять, то сию же минуту… Леон осторожно «ощупал» тиски, сдавившие его волю. Вот, пожалуй, лазейка, а вот еще одна… Если только они не оставлены нарочно, как ловушки для неопытной дичи.
«Почему, ну почему я не был у Париса лучшим учеником?..»
— Да, — сказал Леон, настраиваясь на лазейку. — Я говорю: да.
Хлоя. Жить с Хлоей — а почему бы и нет? Жил ведь прежде. Ну сварлива, ну и что? Зато сдобна и на зависть страстна ночами. Сильф и Дафнис — милейшие мальчики. Пусть покричит Хлоя днем, пусть даже разок приложит руку к мужниной голове — можно и потерпеть, если за дело, а ночью помиримся…
Он представил себе, как это будет, и видение рассыпалось на куски. Внушения не получалось.
— Противодействует, хотя и примитивно, — объявил жирный. — Значит, пытается лгать, как я и думал. Безнадежные отступники всегда лгут.
— Я согласен! — крикнул Леон.
— Ты полагаешь… — шамкнула жирному старая ведьма.
— Я полагаю, что мы зря теряем время, — брюзгливо проронил жирный. — Прости, это была моя идея. Я ошибся. Эй, там!..
— Постойте! — Леон весь покрылся потом. — Подождите!..
Последняя вспышка внимания, доставшаяся ему, была мимолетной:
— Если бы я захотел, ты бы сейчас ползал перед нами на коленях, червяк! Тебе позволили самому выбрать свою участь. Ты выбрал.
Двое конвойных отвели Леона обратно и на этот раз не ввели — втолкнули в знакомую духоту дома без окон. Дверь за спиной грохнула так, что со стен посыпалась охра.
— Тьфу ты, — посочувствовал Фрон, — а я надеялся, что тебе удалось сбежать.
Последнюю ночь перед жертвоприношением Леон не спал. Как это — принести в жертву?! Его! Великого Стрелка и Стратега! Вождя!
Прости, Умнейший, без меня тебе будет труднее. Но ты справишься, я верю. Держится ли еще рассыпающаяся на куски оборона? Я понимаю, что тебе сейчас не до меня, и прощаю. Вряд ли ты даже посылал искать Леона, понимая безнадежность попыток найти упавший самолет в океане леса.
Кирейн. Выпей за меня Тихой Радости. И не потому, что настрочил еще одну агитку, а просто так. Парис, выдай ему флягу, чтобы он выпил и вспомнил Леона.
Филиса. Я так и не добрался до тебя, так и не дошел. Прислал Тирсиса, а должен был примчаться сам. Мы были бы счастливы. Ты прости, у меня никогда не было времени как следует подумать о тебе, вспомнить твое лицо… Я почти забыл его, хотя не должен был забывать.
Прости.
Зверопоклонники все же дали маху: не Хлою им нужно было выманивать из лагеря. Филису!
Нет. У них ничего не получилось бы и в этом случае. Просто сделали бы мне очень больно. Вожди зверопоклонников хитры, но глупы — все эти Хранительницы, Хранители… И даже не слишком хитры, коли воображают, будто им когда-нибудь удастся заманить Умнейшего в ловушку. Что еще можно ожидать от повелителей дураков. Им проще уничтожить вождя отступников, что они и сделают.
Завтра. Не раньше рассвета, не позже полудня. Нет, уже сегодня. Скоро начнет светать.
…Храпел Фрон, растянувшийся на утоптанном земляном полу — Леон не пустил чесоточного на топчан, — и, видимо, не испытывал никаких сомнений относительно грядущего дня так же, как всех дней последующих. Ему-то что. У него Пароль в голове, неизвлекаемый и неуничтожимый. Пропадать одному Леону, а чесоточный останется жив.
«Не следовало лететь самому, — подумал Леон не в первый раз. — Надо было послать к южанам доверенного человека, хотя бы Тирсиса, а еще лучше никого не посылать, отпустить одного пилота, и на следующий день этот их Астил примчался бы сам. Слишком дорого обходятся сделанные сгоряча ошибки, чтобы вождю было позволено их совершать…»
Леон скрипнул зубами. Как-то раз, уже очень давно, вскоре после Столицы, Умнейший ни к селу ни к городу рассказал о стеклянном лабиринте. У них на Сиринге, или где там он жил до того, как свалился на Простор, так мучают крыс во славу науки. Бедная крыса должна пробежать лабиринт из конца в конец, ни разу не сбившись с дороги, не заплутав, а лабиринт ветвится, как паутина, и каждый коридор, ведущий в никуда, оснащен выскакивающими из стен иглами, источниками смертоносных лучей, предательскими ловушками, из которых не выбраться… Есть только один верный путь, и если крыса ошибется хотя бы раз, она погибла.
Тогда он отмахнулся от этого рассказа, как от чего-то незначащего, а надо было давно усвоить, что Умнейший ничего не говорит просто так. Он имел в виду его, Леона. Роль вождя истребляемого народа — быть крысой в стеклянном лабиринте, без права на ошибку. Двигаться наугад, не зная, что ждет за ближайшим поворотом, и если сделешь неверное движение, отдашь не тот приказ…
