— Высота тридцать пять. Ветер все усиливается. Корректирующие импульсы с интервалом в одну секунду. Запас топлива почти исчерпан. Натяжение возросло до ста семидесяти процентов…
«Еще каких-то тридцать процентов, — подумала Дюваль, — и даже эта невообразимо крепкая нить лопнет, как любой другой материал, достигший своего предела прочности на разрыв…»
— Тридцать километров до цели. Вихревые возмущения с одновременным боковым смещением. Скорректировать траекторию не удается — движения груза слишком хаотичны…
— Снова поймал! — сообщил Морган. — Вон, в разрыве облаков!..
— Двадцать пять до цели. Топлива, чтобы вернуться на курс, не хватает. По предварительной оценке, промах составит около трех километров…
— Не играет роли! — вскричал Морган. — Пусть приземляется где угодно!..
— Хорошо, сейчас. Двадцать до цели. Ветер все усиливается. Утратилась стабилизация, груз начал вращаться…
— Отпустите тормоза — пусть проволока разматывается под собственным весом!
— Уже сделано, — ответил голос, бесстрастность которого могла довести до бешенства. Максина решила бы, что это машина, не будь она осведомлена, что Морган привлек к делу одного из самых опытных диспетчеров космического транспорта, — «Паук-прядильщик» вышел из строя. Скорость вращения груза — пять оборотов в секунду. Проволока, по-видимому, запуталась. Натяжение сто восемьдесят процентов. Сто девяносто. Двести. До цели пятнадцать километров. Натяжение двести десять. Двести двадцать. Двести тридцать…
«Так ей долго не выдержать, — подумала Дюваль — И остался-то какой-нибудь десяток километров, а проклятая проволока вздумала запутаться именно тогда, когда груз принялся вращаться…»
— Натяжение ноль — повторяю, натяжение ноль.
Вот и все — проволока оборвалась и теперь медленно, словно исполинская змея, всплывает к звездам. Нет сомнения, что операторы станции «Ашока» мало-помалу втянут ее обратно, однако Д юваль получила уже достаточное представление о небесной механике, чтобы понимать, что задача эта будет непростой. Ну а груз приземлится где-нибудь в полях или джунглях Тапробана. Как справедливо заметил Морган, эксперимент прошел успешно более чем на девять десятых. В следующий раз, при безветрии…
— Смотрите! — прозвучал чей-то крик.
В небе, меж двух стремительных туч, разгорелась яркая звезда. Словно раскаленный метеор устремился к земле: сработала лампа-вспышка, прикрепленная к грузу, чтобы облегчить управление им при сближении с захватной сетью. Внезапный всплеск огня можно было бы воспринять как насмешку над конструкторами, если бы он и теперь не служил полезной цели — указывал, где искать обломки.
Ассистент Максины медленно повернулся, чтобы предъявить ей блестящую дневную звезду, проплывшую над Шри Кандой и погасшую на востоке; по всей видимости, звезда упала километрах в пяти от цели. Затем Максина распорядилась:
— Прошу крупный план доктора Моргана. Я хотела бы перекинуться с ним словом.
Она намеревалась бросить инженеру две-три жизнерадостные фразы — достаточно громкие, чтобы их услышал марсианский банкир, — и выразить уверенность, что повторный эксперимент увенчается полным успехом. Но не успела она составить свою короткую ободряющую речь, как все слова начисто вылетели у нее из головы. За последующие годы Максина Дюваль столько раз повторяла в памяти события этих тридцати секунд, что заучила их наизусть. И все же не поручилась бы, что по-настоящему все поняла.
К неудачам, даже катастрофическим, Вэнневару Моргану было не привыкать, а эта, как он надеялся, была вполне поправимой. И когда он провожал взглядом вспышку, исчезающую за отрогами священной горы, его по-настоящему заботило одно: не посчитал бы Народный банк Республики Марс, что деньги выброшены на ветер. Суровый наблюдатель в хитроумном кресле на колесах не отличался общительностью; казалось, земное притяжение не только вывело из строя его конечности, но и лишило дара речи. Теперь же он первым нарушил молчание:
— У меня к вам единственный вопрос, доктор Морган. Мне известно, что таких ураганов здесь раньше никогда не бывало. И тем не менее — если кризис разразился однажды, он может и повториться. А вдруг такое случится после завершения строительства — что тогда?
Морган на мгновение задумался. Мыслимо ли дать точный ответ с ходу, без подготовки, когда он и сам еще не успел разобраться в том, что произошло?
— В худшем случае пришлось бы на время прервать движение и заменить деформированные участки пути. На такой высоте просто не может быть ветров, способных угрожать самой орбитальной башне. Даже эта экспериментальная проволочка осталась бы в целости и сохранности, успей мы ее закрепить…
Он льстил себя надеждой, что, отвечая, не погрешил против совести; через две-три минуты Уоррен Кингсли даст ему знать, не погрешил ли он против объективной истины. К радости инженера, марсианин был, по-видимому, вполне удовлетворен разъяснением:
— Благодарю вас. Именно это я и хотел услышать…
Тем не менее Морган решил довести свой ответ до логического конца:
— А на горе Павонис подобной проблемы, естественно, не может и возникнуть. Плотность атмосферы не достигает там и одной сотой…
Уже много лет Моргану не доводилось слышать звука такой сокрушительной силы — звука, какого смертному просто не дано забыть. Властный зов перекрыл вой урагана и в мгновение ока перенес инженера на другую половину планеты. Будто не было более открытой всем ветрам вершины, а он вновь очутился под куполом константинопольской Софии, и сердце полнилось восхищением и завистью к зодчим, которые шестнадцать веков назад сотворили это чудо. В ушах вновь стоял могучий звон…
Воспоминание поблекло и исчезло: Морган вернулся на вершину Шри Канды, смущенный и озадаченный, как никогда.
Что говорил ему тогда монах-провожатый про непрошеный дар Калидасы? Обреченный на вековое молчание, колокол подавал голос лишь в минуты бедствия. Но какое же тут бедствие?
Ведь для монахов ураган явился редкостной удачей. На мгновение у Моргана мелькнула тревожная мысль, что груз врезался в одну из монастырских построек. Да нет, об этом не может быть и речи — вспышка исчезла в нескольких километрах за вершиной. Но даже если бы, вопреки очевидности, груз упал или спланировал на территорию монастыря, это не принесло бы серьезных повреждений.
Морган взглянул наверх, на белые стены, — голос гигантского колокола по-прежнему спорил с бурей. Оранжевые тоги куда-то скрылись, у парапета не осталось никого.
