— Ни единого слова ни от кого не добьешься, кроме “зассд”. Просто осточертело! Кому нужно такое увольнение?
— Надо было разделиться, как мы. Там, в цирке, на окраине, никто про нас и слыхом не слыхивал. Я просто вошел и сел.
— Слышал про Майка? Он починил крышу, взял в уплату бутылку двойного диса и нажрался. Был в полной отключке, когда его нашли. Назад его пришлось тащить на себе.
— Везет же некоторым. А нас отовсюду гнали.
— Так я ж и говорю, что надо было разделиться.
— Половина ушедших в увольнение, наверное, все еще валяется по канавам.
— Грейдер психанет, когда узнает, что столько народу опоздало.
Каждую минуту старпом Морган выходил в коридор и выкрикивал одну из фамилий, только что объявленных по радио. По большей части никто не отзывался.
— Гаррисон! — завопил он в очередной раз.
Гаррисон вошел в навигаторскую с недоуменным выражением на лице.
Его превосходительство расхаживал взад и вперед, бормоча в свои подбородки: “Всего пять дней, а разложение уже началось”. Резко повернувшись к вошедшему Гаррисону, он выпалил:
— А, это вы, сэр! Давно вернулись из увольнения?
— Позапрошлым вечером, сэр.
— Досрочно, не так ли? Это интересно. Прокололи шину?
— Никак нет, сэр. Я велосипеда не брал.
— Тоже неплохо. Если бы вы его взяли, вы были бы уже за тысячу миль отсюда.
— Почему, сэр?
— Почему? Он меня спрашивает, почему? Да я именно это и хочу знать — почему? Вы в городе были один или с кем-нибудь?
— С сержантом Глидом, сэр.
— Вызвать его, — приказал посол.
Морган послушно открыл дверь и прокричал:
— Глид! Глид!
Ответа не последовало. Он позвал еще раз, но безрезультатно. Потом опять вызвал Глида по радио. Сержант Глид исчез.
— Он отметился, когда возвращался?
Капитан Грейдер проверил лежащий перед ним список.
— Вернулся на двадцать четыре часа раньше срока. Это двойное преступление.
Морган вернулся в навигаторскую.
— Ваше превосходительство, один из десантников видел сержанта Глида в городе совсем недавно.
— Вызвать этого солдата. — Его превосходительство повернулся к Гаррисону. — А вы стойте, где стоите, и постарайтесь не хлопать своими чертовыми ушами. Я с вами еще не кончил.
Вошел испуганный таким множеством начальства солдат и вытянулся по стойке “смирно”.
— Что вам известно о сержанте Глиде? — потребовал посол.
Солдат облизал губы, явно сожалея, что вообще ляпнул о встрече с Глидом.
— В общем, Ваше превосходительство, я…
— Называйте меня “сэр”.
— Есть, сэр. Я пошел в увольнение со второй группой рано утром, но через пару часов решил вернуться, потому что схватило живот. На обратном пути я встретил сержанта Глида и с ним разговаривал.
— Где? Когда? — посол в бешенстве сжал кулаки.
— В городе, сэр. Он сидел в одной из их междугородных колымаг. Мне это сразу показалось странным.
— Он вам что-нибудь говорил?
— Немного, сэр. Он был в возбужденном состояний. Кто-то ему что-то сказал о молодой вдове, которой трудно управиться с участком в двести акров. Он решил поехать посмотреть.
— Ваш человек, — сказал посол полковнику Шелтону. — Вроде бы дисциплинированный, с выслугой лет, с тремя нашивками, с пенсией на носу. — Он снова повернулся к солдату. — Глид сказал, куда именно он едет?
— Никак нет, сэр. Я спрашивал, но он только усмехнулся и сказал: “Зассд”.
— Хорошо, можете идти. — Его превосходительство возобновил разговор с Гаррисоном: — Вы были в первой группе?
— Так точно, сэр.
— Позвольте вам сообщить кое-что, сэр. Из четырехсот двадцати человек вернулись только двести. Сорок из них в различных стадиях алкогольного опьянения. Десять сидят в карцере и вопят: “Нет, и точка!” Без сомнения, они будут орать, пока не протрезвеют!
Он уставился на Гаррисона так, как будто эта достойная личность была виновата в происходящем, затем продолжал:
— В этом есть что-то парадоксальное. Пьяных я могу понять. Всегда найдутся несколько человек, которые, сойдя с корабля, первым делом налижутся в стельку. Но из двух сотен, решивших возвратиться, почти половина вернулась раньше времени, как и вы. И все давали примерно одинаковые объяснения: местные относились к ним недружелюбно, игнорировали их.
Гаррисон ничего не сказал, но в душе поднималась волна возмущения.
— Итак, налицо две крайности. Одни с отвращением возвращаются на корабль, а другие находят туземный городок настолько гостеприимным, что набираются до бровей какой-то дрянью, именуемой двойным дисом, или дезертируют совершенно трезвыми. Есть же какое-то объяснение всему этому? Вот вы были в городе два раза. Что вы можете сказать?
Гаррисон осторожно ответил:
— Все зависит от того, признают они нас или нет. А также от того, на какого ганда вы наткнетесь: есть такие, которые попытаются обратить вас в свою веру вместо того, чтобы игнорировать. Многих наших выдает униформа.
— У них, что, аллергия к униформе?
— Очень похоже, Ваше превосходительство.
— А почему?
— Не могу сказать точно, сэр… Я о них не так уж много знаю. Думаю, потому что униформа у них ассоциируется с тем режимом на Терре, от которого бежали их предки.
— А у них никто униформы не носит?
— Не замечал. Им, по–моему, доставляет удовольствие выражать свое “Я”, одеваясь и украшаясь на любой лад — от косичек до розовых сапог. Странности во внешнем виде у гандов — норма. А униформа им кажется ненормальной, они ее считают символом угнетения.
— Вы их все время именуете гандами. Откуда взялось это слово?
Гаррисон, скрывая подступающее раздражение, терпеливо объяснял послу, а мысли его в это время витали в харчевне Сета с мраморными столиками, с вкусными ароматами из кухни. Он представил серые глаза Илиссы, кокетливую кудряшку, и сердце сладко заныло. Вспомнил терпеливого добряка Сета и понял, что там было что-то неуловимое, но очень важное, чего никогда не было ни на корабле, ни на родной Терре.
— И этот человек, — закончил он, — изобрел то, что они называют “оружием”.
— И они утверждают, что он был землянином? А как он выглядит? Вы видели его портреты или памятники ему?
— Они не воздвигают памятников, сэр. Они говорят, что ни один человек не может быть выше другого.
— Ерунда, — отрубил посол. — Вам не пришло в голову осведомиться, в какой период истории проводились испытания этого чудо–оружия?
— Никак нет, сэр, — сознался Гаррисон. — Я не придал этому значения.
— Конечно, куда вам. Я не ставлю под сомнение ваши качества космонавта, но как разведчик вы ни к черту не годитесь.
