Ознакомительная версия.
– На нем нет тяжести, – сказал Барракуда в наступившей тишине. – Он легкий… Все равно, что сделали с его телом – он найдет дорогу и без фонарика.
– Неправда.
– Правда…
Ивар встретился глазами со взглядом Барракуды – и вдруг остро, изо всех сил захотел ПОВЕРИТЬ.
– Он же не тигард…
Барракуда кивнул:
– Но он же человек…
Ивар закрыл глаза.
Мамочка, если бы я умел поверить… что ты меня ТАМ встретишь…
А ведь Саня уже знает. Саня, всегда он успевал первым, первым родился, первым…
А что, если они теперь вместе? Если они уже встретились с мамой, ту, пусть не под голубыми шатрами, все равно где – но они ВМЕСТЕ ждут Ивара?!
– Ты скоро будешь дома, – сказал Барракуда медленно. – А мы уйдем… Корабль стоит в доке. Не очень мощный и не очень надежный, но твой отец обеспечит его старт. Поверь, что в моем списке нет ничего лишнего. Только, чтобы выжить.
– А если нет? – спросил Ивар с закрытыми глазами.
Барракуда не понял:
– Что – нет?
– Если… – Ивар запнулся. – Город… Не выполнит условий?
Барракуда помолчал. Проговорил осторожно:
– Ну… Они же… в своем уме, верно?
Он ждал увидеть во сне теплый космос, прорезанный кровеносными сосудами – но вместо этого приснились Весы.
Никогда в жизни ему не доводилось видеть ничего страшнее.
Весы упирались в небо – то есть в то место, где должно было быть небо, а сейчас была красная, мутная каша. Весы занимали полмира, черные, жуткие, с закопченными котлами вместо чаш… И все стояли молча – Белый Рыцарь в изорванном плаще, тонкогубая женщина с погасшим фонариком, мальчик в простреленном комбинезоне, Барракуда с ритуальным кинжалом в опущенной руке, маленький паж, и еще много, много…
– ЦЕНА.
Ивар не видел, кому принадлежал этот голос, которого лучше бы не слышать никогда.
– ЦЕНА.
Плечи Весов дрогнули – Ивар увидел Белого Рыцаря на одной из чаш, Весы накренились, но Барракуда бросил на другую чашу свой кинжал – и Весы выровнялись, и в следующую секунду Рыцарь был уже высоко вверху, в мутной кровавой каше… Ивар хотел закричать – но невидимая сила швырнула его на опустевшую чашу, и, вцепившись руками в черные склизкие цепи, он увидел в котле напротив груду контейнеров, из-под отлетавших крышек медленно поднимались головы в шлемах, но Ивар был тяжелее, он перевешивал, пока на чашу напротив не швырнуло Регину, мертвого Саню, смеющегося чертика на липучке…
Ивар почувствовал, как его чаша идет вверх. Он кричал и прыгал, желая стать тяжелее, весомее, умилостивить Весы… Но кровавая каша была все ближе, а земля уходила все дальше, и голос, которого лучше бы не слышать, торжествующе твердил:
– ЦЕНА. ЦЕНА. ЦЕНА.
…Несильная боль в плече. Он открыл глаза – над ним сидел Барракуда со шприцом-пистолетом:
– Ты что? Ивар, ты что же?
Он лежал, чувствуя, как расслабляется мокрое, холодное, как лягушка, непослушное тело. Действительность, какой бы она не была, оказалась стократ лучше сна. Ему захотелось улыбнуться Барракуде – но улыбки не получилось.
– Ивар… Ты же держался. Немного осталось. Все будет хорошо. Слышишь?
– Я больше не могу, – сказал Ивар виновато. – Я не могу…
Барракуда закусил губу. Секунду сидел, раздумывая. Потом быстро взял Ивара за плечи:
– Сядь… Вот так. Я научу тебя боевому заклинанию тигардов… Знаешь, когда воин обескровлен, когда кажется, что все, конец, непереносимо… Мне всегда помогало. И когда я в шлюпке взрывался, и когда я карцере сидел годами… Закрой глаза. Крепко. Повторяй за мной: сквозь ночь. Сквозь день. Травой сквозь могильные плиты…
– А что такое могильные плиты?
– Потом… Сейчас повторяй. Сила земли. Сила воды… Ор загг, ор хон, ава маррум… Ну, Ивар: сквозь ночь…
– Сквозь ночь, – прошептал Ивар одними губами.
Миллиарды звезд. Пахнет хвоей. Теплый ветер на краю обрыва…
– Сквозь день… Травой… сквозь могильные плиты…
Сначала было тяжело, губы немели и не слушались, потом стало легче, и незнакомые слова приятно щекотали язык:
– Ор загг, ор хор…
– Ор хон…
– Ор хон…
– Услышь, защити, сохрани мое имя, сохрани мою душу…
– Услышь… Защити…
Он повторял и повторял вслед за Барракудой странные слова; липкая тяжесть страшного сна уходила все дальше, высыхал холодный пот, и отпускала лихорадочная дрожь. Уже после того, как умолк Барракуда, в комнате долго жила незнакомая речь: слова летали, сталкивались, шуршали, как полчища ночных бабочек…
Потом он откинулся в изнеможении, в сладком изнеможении, как пьяный; Барракуда поднялся:
– Вот так… И спи. Люди ночью спят, один только ненормальный Коваль работает…
Он шагнул за порог – и в эту секунду Ивар понял со страхом и стыдом, что не может оставаться в комнате один.
Не может, и все.
…Облезлое пассажирское кресло с какого-то древнего, давно списанного корабля показалось ему мягче самой пышной постели. Высокие своды зала терялись в полутьме, и нависали со всех сторон полки-сейфы-стеллажи, и мягко ворчал вентилятор – как дома… Ивару показалось, что он навсегда вырвался из комнаты-узилища, что плена осталось всего несколько часов – и, засыпая под приглушенные голоса, он позволил себе счастливо улыбнуться.
Барракуда сидел за слабо освещенным пультом, время от времени осторожно трогая его пальцем – будто проверяя, не горячий ли. Искоса поглядывая на серое бельмо маленького экрана, предводитель Поселка вел бесконечные переговоры; о присутствии Ивара он почти сразу же забыл.
Голоса представлялись сонному Ивару бесконечными шнурками – синий шнурок тянул Барракуда, толстый, крепкий шнурок, почти без изгибов и петель; голоса его собеседников, невнятно доносящиеся из динамика, были потоньше, пожиже, они вились вокруг голоса Барракуды, петляя и захлестываясь, иногда прерываясь, сменяясь другими… Их было много, они были в основном желтые и серые.
– Мне не нужны предположения, – голос Барракуды казался мускулистым, как змея, – мне нужны твои точные предписания… Не заставляй меня грязно ругаться… – он вполголоса произнес незнакомое Ивару слово. – Я добуду тебе эти ресурсы, но десяти минут у нас не будет… И восьми не будет, – странное слово повторилось, шипящее, какое-то склизкое, повторилось и дополнило представление о крупной гладкой кобре в узорчатом капюшоне.
– …технология… база… повреждения внутренних ярусов… – тонко тянул уже другой, ярко-желтый голос.
– Снимай людей. Снимай технику. Бросай все, – снова склизкая шипящая вставка. – Бросай в док под начало Николы, он знает…
– И… – продолжал свое тонкий голос. – И…а…е…тич…ность…
Синяя змея жутко дернулась:
Ознакомительная версия.
