Именно таким образом он и въехал в кабинет помощника директора института, где работал Набатников. Неприглядная история с премиями дала Медоварову серьезный урок. Он его не забыл, стал осторожнее, но побороть в себе неприязнь к людям типа Багрецова не мог. Так молодой кот, однажды высеченный за агрессивное отношение к цыплятам, будет взирать на них подчеркнуто равнодушно, но вряд ли воспылает к ним отеческой нежностью. При случае, заблудись такой цыпленок вдали от хозяйского двора, обиженный кот постарается восстановить свою поруганную честь.
Вот таким заблудившимся цыпленком и оказался Багрецов, Пищи, кричи в свой микрофон — тебя никто здесь не услышит. «Жаловаться хотели товарищу Набатникову? Милости прошу — хоть сию минуту. Не желаете ли свои претензии высказать ему по радио? Будьте добры, он давно ждет вашего вызова. Ах, не работает? Как же это вы, молодой человек, опростоволосились? Отрываете время у занятых людей, себя мучаете. Нехорошо, очень нехорошо!»
Примерно так, начальственным баском, Толь Толич хотел бы пожурить «цыпленка», но, пораздумав, ничего не сказал и на цыпочках, тихонько, словно боясь потревожить больного, ушел в палатку составлять проект докладной записки на имя начальника экспедиции товарища Набатникова о необходимости удаления посторонних лиц с территории лагеря.
Медоваров понимал, что неудачная демонстрация аппарата Багрецова таит в себе опасные последствия. Сразу он его не наладит, тем более что прошло уже два часа с тех пор, как радист начал вызывать Афанасия Гавриловича.
К Вадиму несколько раз прибегали Женя и Митяй (Левка благоразумно прятался), возились с «керосинкой», стараясь ее наладить. Наконец, убедившись, что «дело дохлое», как сказал Митяй, сдались и попросили Набатникова дать им время до завтра. Тот был искренне огорчен, в сомнении покачал головой, но согласился.
Над Багрецовым тучи постепенно сгущались. Назавтра, после замены некоторых ламп в радиостанции, он с помощью друзей повторил испытания на дальность связи. Несмотря на прямую видимость, аппараты еле-еле перекрывали ничтожное расстояние, не более километра.
Усиков от волнения потерял свою тюбетейку, бегая за Вадимом, словно побитая собачонка. Сегодня утром, после бессонной ночи, Лева наконец признался, что перекалил лампы, и теперь всеми силами хотел загладить свою вину.
От Митяя ему досталось здорово. Лева оправдывался, говорил, что хотел вроде как вылечить Вадимову «керосинку», да ошибся.
— Ошибся, — передразнил его Митяй. — Один лекарь тоже ошибся, хотел вырвать зуб, а оторвал ухо. Видеть тебя, шкоду, не могу! — Плюнул в сердцах и ушел.
Но виноват был не только Лева, а и сам изобретатель. Отправляясь на такие ответственные испытания, он захватил с собой далеко не полный комплект радиоламп. В Москве трудно было достать одну из недавно выпущенных ламп, Багрецов страшно торопился, а потому махнул рукой, понадеявшись, что лампа не понадобится, но вышло иначе. Хотел найти ее здесь, однако ни у радистов, ни у телевизионщиков, ни у радиофизиков, ни у кого в лагере такой лампы не оказалось.
Вместе с Левой Багрецов принялся за переделку радиостанции, пробуя заменить в ней испорченную редкую лампу какой-либо другой из имеющихся под рукой. Журавлихин и Митяй хотели тоже принять в этом участие, но были по горло заняты установкой и проверкой «Альтаира» с новой антенной. Дело в том, что скрытая в ящике антенна здесь не годилась, она должна быть выставлена наружу (иначе нельзя получить большую дальность) и к тому же быть достаточно прочной, на случай, если до нее долетят падающие осколки породы.
Выждав время и убедившись, что Багрецов окончательно завяз с переделкой радиостанции, Толь Толич пришел в палатку к Набатникову и почтительно протянул ему докладную записку.
— Неудобно получается, Афанасий Гаврилович. Болтаются тут у нас некоторые молодые люди без дела. Отвлекают народ на всякие пустяки, лампы выпрашивают, приборы цыганят.
Набатников пробежал глазами записку, сурово взглянул на склонившуюся фигуру Толь Толича.
— Правильно, конечно. У нас здесь не радиокружок. Малый совсем запутался… Жалко.
— Жалеть нечего, Афанасий Гаврилович. Насчет Багрецова меня в Москве предупреждали. Из молодых, да ранний, подхалтурить любит. Выдает себя за изобретателя, носится по всей Москве со своими «керосинками». А что получается на деле? Пшик. Видимость одна и хвастовство.
— Вы хотите сказать, что Багрецов обманул нас?
— Нет, зачем же! — с мягкой улыбочкой возразил Толь Толич. — Не нас, а вас, Афанасий Гаврилович. Я-то его давно раскусил. Ох, и жучок! Он на нас еще в суд подаст, взыщет командировочные…
Набатников сделал нетерпеливое движение, как бы желая отвести эти ни на чем не основанные подозрения, но Толь Толич предупредил его:
— Положитесь на меня, Афанасий Гаврилович. Из этой аферы у него ничего не выйдет. Ведь я отменил командировку еще в Москве.
— Но почему же он тогда приехал?
— Были свои соображения, — уклончиво ответил Толь Толич. — Парень далеко пойдет. Выклянчил у меня дорогой сто рублей, обещал здесь отдать, да, видно, это не в его манере. Я-то не обеднею, а вот студентов он прямо обкрадывал. Ел и пил за их счет, с товарища Гораздого последний пиджак снял. Сам видел, как Багрецов щеголял в нем. Не беспокойтесь, Афанасий Гаврилович, это — тот мальчик.
Не терпел Набатников подобного жаргона, спросил сердито:
— Что значит тот? Потрудитесь выражаться точнее.
— Так говорится. — Большой рот Толь Толича растянулся в подобострастной улыбке, — Я хотел сказать, что мальчик своего не упустит.
— И очень хорошо сделает. Но вы упомянули не о своем, а о чужом.
— Вот именно! — Толь Толич гнул свою линию, всячески стараясь очернить Багрецова. — А из этого все и проистекает. Он сам знал, что радиостанции его игрушечные, на далекое расстояние не работают. Хотел втереть очки, но просчитался. Да вы спросите товарища Журавлихина — была у них радиосвязь, когда Багрецов уходил в санаторий? Я же помню, он кричал, кричал, все без толку. Спрашиваю: что, мол, случилось? А тот мозги мне туманит. «Интерференция, говорит, явление рефракции в горной местности». Попробуй, возрази.
— Найдите мне Багрецова и Журавлихина, — бросил Афанасий Гаврилович и, отвернувшись от Толь Толича, забарабанил пальцами по столу.
Вадим воспринял вызов к Набатникову болезненно. «Вот оно, свершилось, мелькнула беспокойная мысль, — Выгонят». В руках у него был паяльник, впопыхах он не знал, куда его положить. Так с дымящимся паяльником и пришел в палатку начальника экспедиции.
