А потом, вспышкой молнии, вновь промелькнуло то самое откровение, внезапное осознание того, что он знает ответ на столь долго мучивший его вопрос.
В это мгновение Лейел держал ответ в руках, а потом он ускользнул. И Лейел никак не мог его вспомнить. Ты спишь, беззвучно сказал он себе. Тебе лишь приснилось, что ты знаешь, где лежат истоки человечества. Такие они, эти сны: истина невообразимо прекрасна, да только удержать ее невозможно.
***
— Как он держится, Дит?
— Трудно сказать. Думаю, нормально. Он и раньше редко покидал Трентор.
— Да перестань, не может он так легко с этим сжиться.
— Легко и не получается.
— Расскажи мне.
— С социальным общением все просто. Обычно мы никуда и не ходили, а теперь нас просто не приглашают. Общение с нами опасно для карьеры. А те мероприятия, которые не могли обойтись без нашего присутствия, отменили. Вернее, перенесли на более поздний срок. Ты понимаешь — мы позвоним вам, как только будет назначена новая дата.
— Он не обижается?
— Ему это очень даже нравится. Он всегда ненавидел эти сборища. Но они отменили его выступления.
И лекционный курс по человеческой экологии.
— Это удар.
— Он делает вид, что ему без разницы. Но он решает какую-то проблему.
— Расскажи поподробнее.
— Работает целыми днями, но больше ничего мне не зачитывает, не просит подсесть к дисплею, едва я прихожу домой. Думаю, он ничего не пишет.
— Ничего?
— Да. Только читает. И все.
— Может, подбирает материал для какого-то исследования.
— Ты не знаешь Лейела. Он думает, записывая свои мысли. Или озвучивая их в разговоре. Нет и этого.
— Он с тобой не разговаривает?
— Он отвечает. Я пытаюсь рассказать ему о том, что мы делаем в Библиотеке, но слышу в ответ какое-то бурчание.
— Ему не нравится твоя работа?
— Дело не в этом. Моей работой он всегда интересовался ничуть не меньше, чем своей. И он не говорит о своей работе. Я его спрашиваю, но он ничего не говорит.
— Это неудивительно.
— Ты думаешь, все так и должно быть?
— Нет. Но это неудивительно.
— А что с ним происходит? Скажи мне, если знаешь.
— Сказать я могу, да что толку. Мы называем это Эс-пэ-эл — Синдром потери личности.
— Эс-пэ-эл. Что в этом случае происходит?
— Дит, перестань, ты же ученый. Чего ты от меня ждешь? Ты только что описала мне поведение Лейела, я сказала тебе, что называется такое состояние Эс-пэ-эл, ты хочешь знать, что такое Эс-пэ-эл и что мне теперь делать?
— Описать мне поведение Лейела. Какая же я идиотка.
— По крайней мере, ты можешь смеяться. Это хорошо.
— Скажи хоть, чего мне ждать?
— Полного ухода от тебя, от всех. Со временем он полностью утратит контакт с обществом. Не исключены и опрометчивые поступки. К примеру, публичные заявления против Чена.
— Нет!
— Или он оборвет все старые связи, уйдет от тебя, а затем возродится в новой системе ценностей.
— И вновь обретет счастье?
— Безусловно. Станет счастливым, но не сможет принести никакой пользы Второй Академии. И при этом превратит тебя в злобную старую каргу, если только ты такой еще не стала.
— Так ты думаешь, что я остаюсь человеком лишь благодаря Лейелу?
— По большей части, да. Он — твой предохранительный клапан.
— В последнее время — нет.
— Я знаю.
— Я стала такой ужасной?
— Пока мы можем тебя терпеть. Дит, если мы хотим когда-нибудь править человечеством в уверенности, что мы этого достойны, не следует ли нам для начала научиться быть добрее друг к другу?
— Что ж, я рада предоставить тебе возможность проверить свое долготерпение.
— И я рада. Пока мы работаем очень даже неплохо, не так ли?
–. Пожалуйста, ты специально тянешь с прогнозом?
— Есть такое. Все, что я сказала, — правда, но ты знаешь не хуже моего, что причинно-следственных моделей поведения столько же, сколько и людей.
— Причина, вызванная неким поступком, приводит к другому поступку, который является следствием этой причины. Уколом гормонов здесь не обойтись.
— Дит. Он же не знает, кто он для нас.
— Могу я ему помочь?
— Да.
— Как? Что я должна сделать?
— Это только догадка, поскольку я с ним еще не говорила.
— Разумеется.
— Ты проводишь дома слишком мало времени.
— Не могу там находиться. Он все время молчит.
— Отлично. Приводи его сюда.
— Он не пойдет.
— А ты его подтолкни.
— Мы практически не разговариваем. Не знаю, прислушается ли он ко мне.
— Дит. Ты сама написала: "Общности, которые налагают на своих членов минимум или никаких обязательств, не могут рассчитывать на их верность. При прочих равных условиях членов общности, которые чувствуют, что без них общности не обойтись, отличает наибольшая преданность".
— Ты это запомнила?
— Психостория — это психология планетарного населения, но население любой планеты может классифицироваться только как общность. Статистические закономерности, выведенные Селдоном, могли предсказать будущее лишь для одного-двух поколений, пока ты не опубликовала свои теории общностей. А все потому, что статистика не может охватить и причину, и следствие. Статистика говорит нам, что произошло, но не объясняет, почему, не показывает результата. Через поколение или два существующая статистика тихо отомрет, станет никому не нужной, потому что возникнут совсем другие общности с новыми параметрами. Твоя теория дала нам возможность предсказать, какие общности выживут, какие будут расти, какие — хиреть.
Нашим прогнозам стали подвластны и пространство, и время.
— Гэри никогда не говорил мне, что использует теорию общности в своих основных расчетах.
— Как он мог тебе об этом сказать? Ему приходилось балансировать на лезвии ножа: с одной стороны, подтверждать своими публикациями важность психостории для будущего Империи, с другой — дозировать информацию, чтобы вне Второй Академии никто не смог продублировать или продолжить его работу. Твоя теория была краеугольным камнем, но сказать тебе об этом он не мог.
— А сейчас ты говоришь мне об этом, чтобы поднять мне настроение?
— Конечно. Именно поэтому. Но мои слова — правда, потому что ложь настроения тебе не поднимает, так? Статистика — это годовые кольца на срезе ствола. Они многое скажут об истории. Скажут, сколько питательных веществ получало дерево, когда была засуха, когда — наводнение. Но эти кольца не скажут, сколько на дереве было ветвей, какие из них развивались лучше, какие — хуже, какие тянулись к небу, а какие — отмирали.
