Репп потерпел поражение, но остался доволен, доведя Бакаффу чуть ли не до слез. Он не был садистом, просто хотел, чтобы Бакаффа честно заработал свои добавочные деньги в качестве государственного информатора.
В десять минут второго, во время создания третьего эпизода, нога главного героя вдруг резко укоротилась. Техники попытались найти причину неисправности в голопроекторе, но не смогли, поскольку диагностическая система тоже отказала.
— О’кей, — сказал Репп. — Так и так до ленча всего двадцать минут. Сделаем перерыв сейчас. Возможно, к нашему возвращению технику наладят.
Перекусив сандвичами в буфете, Репп не спеша шел по широкому коридору первого этажа. Его костюм горел всеми красками на солнце, льющемся в высокие, до потолка, окна, и каблуки громко цокали по полу. Многие его узнавали, некоторые просили автограф. Репп говорил им в микрофоны свое имя и личный номер, заверял, что рад был с ними познакомиться, и шел дальше. Потом произошел неловкий, но не совсем неприятный инцидент. Красивая молодая женщина стала умолять его о свидании у нее или у него дома, где бы он мог делать с ней все что угодно. Он вежливо отказал, но, когда она упала на колени и обхватила его ноги, ему пришлось подозвать двух органиков, чтобы они ее оттащили.
— Жаловаться не стану, — сказал он им. — Позаботьтесь только, чтобы она не возобновляла этот свой путь пилигрима.
— Я люблю тебя, Вайатт! — завопила женщина ему вслед. — Оседлай меня, как пони! Раскали меня, как кольт!
— Господи Иисусе! — пробормотал красный, но ухмыляющийся Репп, входя в лифт.
Они с женой договорились соблюдать воздержание на время ее чилийской экспедиции, и он с тех пор ни разу не спал с женщиной. При этом у него хватало честности признаться себе, что он хранит целомудрие не из моральных побуждений и не потому, что не желает никого, кроме своей жены. Просто ему надо было передохнуть от секса, подзарядить свои батареи. Хотя у него была жена на каждый день, кроме воскресенья, а в четверг и не одна, и такое разнообразие должно было бы стимулировать его, вроде как петушка в курятнике, он не всегда оказывался на высоте. Его железы и его сознание работали в разных системах.
Почувствовав себя хорошо оттого, что его хотят, а он не хочет, Репп занял место за столом в своем кабинете. На полосках были сообщения для него, в первую очередь от жены, Джейн-Джон. Вид у нее был счастливый, потому что в следующую пятницу она собиралась домой. Завтра, в субботу, ее в окаменелом виде погрузят в самолет и в тот же день доставят к месту назначения. Из аэропорта ее отправят дирижаблем в здание Тринадцати Принципов, и Репп встретит ее там в пятницу, в час ночи. А если не сможет, она возьмет такси.
Джейн-Джон Уилфорд Денпасат была красивой темнокожей женщиной с депигментированными светлыми волосами и голубыми глазами.
— Я люблю свою работу, Вайатт, но это будет долгая волынка, потому что нас каждый день возят с раскопок за двести миль на ближайшую станцию каменирования. И я ужасно по тебе соскучилась. До скорого свидания, задавака. Прямо дождаться не могу.
Это она только так говорит, ждать ей будет нетрудно. Бесчувственное тело не страдает от нетерпения или нервозности. А он, хотя и не окаменеет до следующей пятницы, будет кем-то другим и даже не вспомнит о ней. У Новой Эры много недостатков, но и достоинств немало. Мера за меру, баш на баш, даешь и берешь, что-то теряешь и что-то находишь.
Шахматных ходов на полосках не было с самого вторника, но Репп все же испытал разочарование, не найдя его и сегодня. Он подумал о Янкеве Гриле — Джимми Крикете — и ему стало очень жаль, что их партия прервалась. Где-то Гриль теперь? Все так же играет на Вашингтон-сквер? Сидит в тюрьме? Каменирован и ждет суда? Или уже приговорен и каменирован перманентно?
Остальные сообщения были деловыми, и среди них выделялось напоминание о том, что вечером он участвует в «ИЛЛ-Шоу». Ему следует явиться в студию в 7.30, а ровно в восемь передача выйдет в эфир.
Никто из иммеров не пытался связаться с ним через полоску или лично. Ну и хорошо.
В конце рабочего дня Репп поехал на такси домой. Позанимавшись на тренажерах, он принял душ и съел легкий ужин. Он был у здания Тринадцати Принципов ровно в 7.25 и вошел в студию в 7.30. Там им занялся секретарь ведущего «ИЛЛ-Шоу», раса Ирвинга Ленина Линдквиста. За кофе Репп прочел полоску со списком приглашенных, перечнем тем и кое-какими остроумными репликами, которые он мог бы сделать во время передачи.
В 8.40 Репп покинул студию. Он остался доволен передачей, хотя некоторые замечания Линдквиста задели его за живое. Это хорошая реклама — показаться в «ИЛЛ-Шоу», которое ведет этот самый «серый брат ордена Разума». Линдквист избегал всего показного и яркого, предпочитая серьезный, интеллектуальный подход. Отказавшись от ослепительных декораций и цветистого костюма, он оформил свою студию под келью средневекового монаха. Сам он, в серой рясе, сидел за столом на подиуме, примерно на фут выше стульев своих гостей. Создавалось впечатление, будто это главный инквизитор Испании судит еретиков. Репп не растерялся под градом ехидных вопросов и комментариев, которыми забрасывал его Линдквист, и вызвал смех в студии, спросив, когда же дойдет очередь до дыбы и железной девы. Аудитория «ИЛЛ-Шоу» состояла в основном из высокообразованных людей или из тех, кто мнил себя таковыми, поэтому Репп мог поручиться, что его поймут. Это была одна из причин, по которой Репп соглашался подвергнуться подковыркам и оскорблениям. Вторая причина заключалась в том, что он надеялся отплатить ведущему той же монетой и даже с лихвой. Кроме того, было известно, что, как бы Линдквист ни издевался над своими гостями, приглашает он только тех, кого считает с грехом пополам дотягивающими до собственного интеллектуального уровня.
Реппа он обвинил в неустойчивости и расплывчатости характера.
— Ваша излюбленная тема, рас Репп, — это обмен ролями и превращение одного лица в другое. Достаточно перечислить лишь немногие из ваших фильмов, отражающих эту манию, эту страсть, которая, в свою очередь, отражает вашу тайную сущность. Или, как следовало бы скорее сказать, отсутствие всякой сущности. Это, скажем, «Граф Монте-Кристо», «Одиссея», «Протей из Майами», «Елена Троянская» и, наконец, «Кастер и Бешеный Конь, или Сошедшиеся параллели». Во всех этих сюжетах имеются переодевания, галлюцинации и иллюзии по поводу того, кто есть кто, а также выдача себя за другого и вытекающая из этого реальная или мнимая смена личности. Причем любопытно, что вы более всего известны как лучший автор вестернов. Точнее, как человек, воскресивший вестерн, умерший тысячу лет назад. Некоторые считают, что лучше бы ему было остаться в могиле.