— А что, разве яранги летают? — удивленно переспросила Френсис.
— Летают, — с улыбкой ответил Папанто. — Я заказал кран-вертостат. И он перенесет ярангу на новое место, туда, где мы проведем лето. Это совсем недалеко. Теперь мы так кочуем. Наверное, Петр-Амая уже рассказывал вам, как было раньше: снаряжали целый караван грузовых нарт, ловили и запрягали ездовых оленей, а потом начиналось многодневное путешествие по тундре.
— Наверное, это было прекрасно! — неожиданно для себя заметила Френсис.
— Может быть, — согласился Папанто. — Кстати, ездовые олени у меня есть. И легкие беговые нарты. После отела мы устраиваем празднество. Тогда я вас прокачу по последнему снегу на моих быстроногих оленях.
— Спасибо, — поблагодарила Френсис.
Когда снегоход вышел из оленьего окружения, Френсис невольно вздохнула с облегчением, и, заметив это, Папанто улыбнулся.
— А вон и наша яранга летит!
Под вертостатом, представляющим собой мощный летающий кран, на платформе, охваченной с четырех сторон тросами, медленно плыла над тундрой древняя оленеводческая яранга, перекочевывая на весенне-летнее пастбище. Это было удивительное зрелище — летящая над тундрой оленеводческая яранга, крытая стриженой оленьей шкурой, с торчащими из дымового отверстия концами старых, прокопченных березовых жердей.
— Красиво, — только и мог сказать Петр-Амая, провожая глазами проплывающий над головой вертостат с необычным грузом.
Тем временем Папанто соединился с женой.
— Мясо у меня сварилось, — сообщила она. — Поставила чайник. Может быть, что-нибудь еще нужно?
— Ничего, — ответил Папанто.
Пока ехали по тундре, вертостат опустил на предназначенное место ярангу, поднялся и взял курс на бухту Лаврентия, где располагалась база.
Жена Папанто встретила гостей у порога. Словно яранга не путешествовала, а все время стояла здесь, на высоком берегу речки. Лишь нетронутость снега да неубранные специальные блоки-захваты, виднеющиеся по углам постоянной площадки, на которой и стояла яранга, указывали на то, что ее только что поставили.
Пока гости осматривались в чоттагине, Папанто вынес меховой полог и расстелил его на девственно чистом снегу; весеннее солнце высушит каждую шерстинку, и вечером, внесенная снова в ярангу, спальня будет пахнуть свежим снегом и тундровым ветром.
За обедом Папанто рассказывал Френсис;
— Представьте, ведь оленеводство до наших дней в основном осталось прежним. Даже перед революцией — это было хозяйство одной патриархальной семьи. Такое стадо, как наше, пасли человек семь-пять. И кормилось в общей сложности около двадцати человек; члены трех-четырех семей.
— А что тут делать такому большому количеству людей? — удивилась Френсис.
— Тогда не было электрических снегоходов, специальной ветеринарной службы, — объяснил Папанто. — Теперь, чтобы произвести ветеринарный осмотр стада, я вызываю специалиста, и он примчится через час, от силы два… Кочевали только на оленьих нартах, никакой связи с внешним миром не имели, кроме редких поездок на побережье или в соседние стойбища. Представляете, кое-где в чукотской тундре о революции узнали лет через двадцать! Да и тундра в те годы была мало доступна. Знаете, когда по-настоящему советская власть пришла в чукотскую тундру? Вы и не поверите; во второй половине сороковых годов прошлого века, уже после Великой Отечественной войны. Но вот что удивительно; судя по газетным заметкам, статьям специалистов, начиная с шестидесятых годов, возникают разного рода проекты по новой организации оленеводства. Сначала решили заменить яранги на дома. На примитивных дизельных тягачах с металлическими гусеницами по тундре тащили деревянный домик, отличающийся от хорошей яранги только тем, что там было одно подслеповатое окошко да железная печка. А в остальном это было неудобное, холодное жилище; Но считалось передовым, и многие даже видели в этом будущее тундры; сотни тракторов с прицепными домиками, идущие вслед оленьему стаду…
— Когда вы полетите на вертостате над тундрой, обратите внимание на цвет растительности. В иных местах будто кто-то нанес бледную краску на зелень, — продолжал Папанто. — Словно инопланетяне оставили свои гигантские следы. Так вот — это следы гусениц вездеходов и тракторов, которыми рвали тундру в прошлом веке. Вон сколько прошло, почти сотня лет, а следы остались!
Френсис внимательно выслушала Папанто и спросила его жену;
— А дети у вас есть?
— Дочки наши в школе, в Уэлене, — ответила Тамара. — Но как только выпадает свободное время, спешат в тундру, к нам. Пробовали отправлять на экскурсии на материк, но долго они там не выдерживают; торопятся обратно. А уж осенью, когда здесь столько ягод, тепло и телята подрастают, — для них лучшего времени нет! Не уходят из оленьего стада, даже ночуют там, в палатке.
— Здесь, должно быть, детям хорошо, — задумчиво сказала Френсис.
— Будет у вас свой, — ласково произнесла Тамара, — можете с нами жить.
— А ведь раньше, — вступил в разговор Петр-Амая, — существовали так называемые летние пионерские лагеря. Иногда это даже были настоящие загородные дворцы, куда отвозили после школьных занятий детей. Там они жили по строгому расписанию. Причем часто бывало так; рядом в поле работали их родители, а здоровенные ребятишки лет по десять-пятнадцать били в барабаны, дули в трубы и с флагами ходили в так называемые походы, а по вечерам жгли костры и мечтали о коммунизме…
— Неужто так и было? — недоверчиво заметила Тамара. — Куда же смотрели родители?
— К счастью, такого рода лагерей было не так уж и много, — сказал Петр-Амая. — В большинстве районов дети все же приучались к настоящему труду. Они-то и построили коммунизм, а не те, кто отдыхал в роскошных пионерских лагерях…
Френсис не поняла и половины из этих разговоров.
Потом, вечером, она спорила с Петром-Амаей, доказывая ему, что это не так уж плохо, если дети живут в роскоши.
А он вспоминал студеные утра, когда так хотелось хотя бы еще на полчасика растянуть сладкий утренний сон. Но властный отцовский голос уже будил. Надо было выскакивать голым из дома в стужу, иногда в пургу. Это входило в систему физической подготовки уэленских мальчишек с шести-семилетнего возраста. И вообще, современное спартанское воспитание подрастающего поколения имело мало общего с тем, что было еще лет пятьдесят назад, когда считалось, что главная задача отцов и дедов — это обеспечить идущему на смену поколению «счастливое детство», под которым часто подразумевалась изнеженность, излишества в комфорте и полное забвение того, чем на самом деле будут заниматься эти мальчишки и девочки во взрослой жизни…
