Мсамба тоже молчал, в лице его неожиданно проявлялось что-то величественное, первозданное, словно шелуха суетной цивилизации постепенно сходила, уступая место истинному, первородному. Когда наконец добрались до озера, он молча раскрыл свой саквояж, переоделся, не обращая ни на кого внимания, в леопардовую накидку, надел ожерелье из ракушек и бронзовые браслеты. Достав головной убор из перьев, он долго смотрел на него, потом бросил в воду. Проводник объяснил Эдику и Илье, что Мсамба выбросил убор рядового воина, рассчитывая облачиться в убор из перьев страуса, который должен носить вождь его племени. Он еще что-то рассказывал об этом племени, о его истории, трудной судьбе, но Царь не слушал, он был погружен в собственные мысли.
Наняв несколько рыбацких лодчонок, они переправились на другой берег. Дальше пришлось идти пешком. Впереди шли неф-проводник и двое сопровождающих, державших в руках тяжелые ножи-панги для того, чтобы проложить дорогу сквозь заросли. За ними шествовали носильщики, двое охранников, Мсамба, Илья, Дарби и Эдик. Замыкал процессию белый проводник с карабином на плече и еще двое охранников с автоматами. Над ними летели эфэлы.
Как ни странно, Мсамба не преуменьшил длину и опасность пути. Через четыре часа они подошли к деревне, жители которой неведомым образом узнали об их приближении и собрались на большой площади. В центре под навесом сидел вождь племени. Вокруг него сидели старейшины, по бокам выстроились воины с копьями в руках. Остальные жители, почти вся одежда которых состояла из ожерелий, выстроились дугой на площади и замерли. В «старого» был оставлен проход для гостей. На площади росло большое дерево, около него шевелилось нечто непонятное. Приглядевшись, Эдик понял, что это огромная черепаха. Она была крепко привязана к дереву толстыми волокнистыми веревками. В центре площади стоял в гордом одиночестве стул с мягким ярко-красным сиденьем. Очевидно, он был предназначен для Эдика. Во всяком случае, не обращая внимания на бормотание Мсамбы, он преспокойно прошел в центр и сел на стул. Остальные выстроились вокруг него. Эдик смотрел на вождя, вождь смотрел на Эдика. Это продолжалось минут десять — в Африке не принято торопиться. Поэтому первым не выдержал Царь Мира:
— Илья, иди растолкуй ему, что к чему. А то этот сыч будет до завтра на нас пялиться.
— Наверно, он еще не проголодался, — пошутил Илья, но Эдик даже не улыбнулся.
Илья и двое переводчиков подошли к вождю. Их объяснение заняло минут тридцать, поскольку вождь, чрезвычайно старый неф с донельзя морщинистым лицом, никак не показывал, понял ли он что-нибудь или нет. Впрочем, в знак доброй воли он в начале этого объяснения выделил Эдику одного из своих ребят с какой-то штукой вроде опахала. Илья крикнул Эдику, что «это для защиты от солнца», но охранники предпочли остановить посланца, взяли у него опахало и всучили его одному из носильщиков. Возможно, это обидело вождя, но он не подал виду.
После беседы Илья подошел к Эдику и сказал, что вождь приглашает Царя и его свиту в свою хижину.
— Ну пошли, — сказал Эдик, которому все это начинало надоедать.
Вождю принадлежала самая большая из хижин с высокой соломенной крышей в виде башни. Внутри оказалось достаточно прохладно и просторно. На полу были расстелены циновки. Все расселись, только Мсамба остался стоять.
Вождь произнес длинную тираду, и после двойного перевода получилось следующее:
— Вождь Мбойя приветствует великого вождя Повелителя Молний, рад видеть его своим гостем.
— Я тоже рад видеть Мбойю, — сказал Эдик. — Известна ли ему цель моего визита?
Илью весьма удивила осведомленность вождя по поводу молний. Вождь, конечно, узрел эфэлов, но вряд ли мог догадаться сам об их предназначении.
Ответ Мбойи оказался еще более пространным, чем его приветствие, но было понятно, что он или не знает этой цели, или скрывает свое знание. Он говорил о том, что Мсамба решил вернуться в племя и что ему покровительствует великий вождь.
— Он должен стать вашим вождем, — брякнул Эдик без предисловий. — Такова воля Повелителя Молний.
Ответную речь произнес уже не Мбойя, а один из старейшин. Он долго рассказывал о племени, о тяжкой доле вождей и о предъявляемых к ним высоких требованиях. В конце своего выступления он намекнул, что Мсамба слишком молод, чтобы занять высокий пост.
— Племени нужен молодой, энергичный и образованный вождь, — сказал Эдик, — Мсамба справится.
Второй старейшина осведомился, не передал ли великий вождь Мсамбе свое умение управлять молниями. Эдик ответил весьма туманно — молнии станут защищать Мсамбу, но управлять ими он пока еще не будет. И тогда на сцену выступил третий старейшина, на лице которого столь явно проступала хитрость, что охранники насторожились. Речь хитреца продолжалась не менее пятнадцати минут, Эдик уже не слушал, но уловил, что тот в весьма витиеватой форме выражает сомнение насчет того, не утратил ли сам великий вождь свои способности. Намеки такого рода следовало пресечь — это «великий вождь» понял быстро и без подсказки. Четыре молнии одна за другой вырвались из эфэла, и четверо воинов, охранявших Мбойю, выронили копья и с воплями запрыгали. Один даже упал от неожиданности, пробив головой стену в хижине вождя. Старейшины тревожно и почтительно забормотали, Мбойя закивал седой головой, украшенной мощным убором из страусиных перьев. Потом он встал и торжественно произнес короткую фразу:
— Из уважения к великому вождю Повелителю Молний я уступаю место вождя молодому Мсамбе. Надеюсь, что он докажет свою доблесть в бою с масаем, угоняющими наш скот.
Мсамба встрепенулся и стал что-то объяснять о вреде войн и пользе мирных переговоров, но его никто не слушал. Мбойя снял головной убор, передал его одному из старейшин, тот подошел к молодому негру и водрузил убор ему на голову. Чтобы никто не усомнился в смысле происходящего, он ткнул Мсамбу в грудь и торжественно провозгласил:
— Вождь Мсамба.
На этом процедура закончилась. Мбойя, утративший свою величественность, предложил отметить событие. Эдик был весьма обрадован завершением своей миссии и сказал, что угощать будет он.
Пока шла подготовка к торжественному ужину, Эдик прогуливался по площади. Внимательно осмотрев прикованную черепаху, он выслушал пояснения Мбойи о том, что эта черепаха повинна в гибели нескольких людей и ей вынесен смертный приговор. Видимо, черепахе предстояла незавидная участь попасть в суп, сваренный в ее собственном панцире, — местные жители использовали черепашьи панцири в качестве кастрюль. Эдик попросил новоиспеченного вождя Мсамбу помиловать несчастное животное и сказал, что готов выкупить черепаху и взять с собой.
