Он понял, что кто-то подменил эмбрионы. Один эмбрион реагировал на жизнеобеспечивающие системы чана точно так же, как и другой. Без наблюдения в микроскоп такое изменение нельзя заметить.
Кто?
В уме Свенгаарда самыми вероятными кандидатами на такую подмену были оптимены. Они заменили эмбрион Дюранов, а его перенесли в другое безопасное место.
Почему?
«Наживка, — думал он, — приманка.»
Он выпрямился, во рту у него пересохло, сердце бешено колотилось. Звук на стене слева заставил его резко обернуться. Компьютерная панель чрезвычайной ситуации комнаты с чанами пришла в движение, ленты начали вращаться, огни мигать. Табло считки затрещало.
Но никакого оператора не было!
Свенгаард резко повернулся, чтобы выбежать из комнаты, столкнулся с неподвижно ставшей на пути преградой. Руки и кисти сжали его с безжалостной силой, и он увидел, как за спиной схватившего его секция стены открылась и в открытом пространстве в тусклом свете было видно движение.
В черепе разлилась темнота.
Новая компьютерная сестра ситакской больницы вызвала по телефону Макса Олгуда только после короткой задержки, пока агенты Безопасности отыскали его. Глаза Олгуда казались ввалившимися. Рот вытянулся в тонкую линию.
— Да, — сказал он. — Ага, это вы.
— Произошло что-то важное, — сказала она. — В комнате для чанов Свенгаард изучает под микроскопом эмбрион Дюранов.
Глаза Олгуда округлились: — О-о, ради всех… Это поэтому вы вытащили меня из… вот почему вы вызвали меня?
— Но был шум, и вы сказали…
— Забудьте об этом.
— Я говорю вам, что в той комнате было какое-то движение, а сейчас пришел д-р Свенгаард. Я не видела, когда он уходил.
— Он, вероятно, ушел через другую дверь.
— Но другой двери нет.
— Послушайте, золотко, у меня там полсотни агентов, прикрывающих эту дверь, как одеялом. Туда не может и муха влететь, чтобы ее не засекли сканеры.
— Тогда проверьте с ними, куда ушел Свенгаард.
— О-о, ради…
— Проверьте!
— Ладно! — Олгуд переключился на экстренную связь, вызвал дежурного агента. Компьютерная сестра слышала, как он говорит по свободной линии: — Где Свенгаард?
Смешавшийся голос ответил: — Только что вошел и изучал эмбрион Дюранов под микроскопом, потом ушел.
— Вышел через дверь?
— Только что вышел.
Лицо Олгуда снова появилось на экране сестры. — Вы слышали это?
— Я слышала, но я была в конце зала с тех пор, как он вошел. Он не выходил.
— Вероятно, вы отвернулись на пять секунд?
— Ну…
— Вы отворачивались не так ли?
— Может быть, я могла бы отвернуться только на секунду, но…
— Итак, вы упустили его.
— Но я слышала там какой-то шум!
— Если бы там было что-нибудь не в порядке, то мне бы сообщили об этом агенты. Ну, а теперь забудьте об этом. Свенгаард — это не проблема. ОНИ говорили, что он, вероятно, сделает это, и мы можем не обращать на это внимание. ОНИ никогда не ошибаются в таких делах.
— Ну, если вы уверены.
— Я уверен.
— Скажите, почему мы так печемся об этом эмбрионе?
— Вам, милочка, не следует этого знать. Отправляйтесь на работу, а мне дайте хоть немного соснуть.
Она прервала связь, все еще размышляя о том шуме, который там слышала. Было похоже, что там что-то били.
Олгуд сидел, уставясь в пустой экран после того, как сестра отключилась. Шум? Возня? Он округлил рот, медленно выдохнул. Ненормальная сестра, черт бы ее побрал!
Он резко встал, вернулся на кровать. Гуляющая девка, которую он привел на ночь, лежала там в розовом свете ночника, полусонная, глядя на него. Глаза ее под длинными ресницами наполнили его неожиданной яростью.
— Пошла отсюда вон, к чертовой матери, — взревел он.
Она села прямо в кровати, сразу же проснувшись, и уставилась на него.
— Вон, — сказал он, указывая на дверь.
Она скатилась с кровати, схватила одежду и выбежала за дверь, мелькнув голым телом.
Только после того, как она ушла, Олгуд понял, кого она напоминала ему — Калапину, глупую Калапину. Тоща он удивился про себя. Киборг сказал, что те приспособления, которые они сделали, помогут ему контролировать свои эмоции, помогут ему безнаказанно врать даже оптименам. А сейчас этот взрыв — он испугал его. Он уставился на один из своих шлепанцев на сером ковре, его пара куда-то исчезла. Он пнул тапок, начал шагать взад, вперед.
Что-то было не так. Он чувствовал это. Он уже прожил четыреста прекрасных лет, почти все они на службе у оптименов. У него уже хорошо сформировался инстинкт на доброе и плохое.
Что-то дурное произошло.
Что, Киборг соврал ему? Неужели они используют его в каких-то своих целях?
Он споткнулся о тапочек, не обращая на него внимания.
Шум. Возня.
С тихим проклятием он включил срочную связь, вызвал дежурного агента. Лицо человека на экране было как у младенца — пухлые губы, большие вопрошающие глаза.
— Идите в комнату для эмбрионов и проверьте все, — сказал Олгуд. — Все до былинки. Ищите признаки возни.
— Но если нас кто-нибудь увидит…
— К черту все! Делайте, как я сказал!
— Да, сэр!
Агент отключился.
Олгуд сбросил пижаму, забыв про весь сон, принял быстро душ и начал одеваться.
Что-то плохое произошло. Он чувствовал это. Перед тем, как уйти из из квартиры, он позвонил, чтобы взяли Свенгаарда и привели его на допрос.
К восьми часам утра улицы и переулки промышленного северного района Ситака кишели от машинного и пешеходного движения — спешащие безликие люди, следующие по обжитым каналам своих личных забот. Контроль погоды объявил, что днем будет держаться до приятных семидесяти восьми градусов по Фаренгейту и будет безоблачно. Через час после этого, когда день вступал в свой привычный рабочий ритм, движение становилось менее интенсивным. Д-р Поттер видел город в его рабочем режиме много раз, но никогда раньше ему не приходилось смешиваться с этой снующей в обе стороны толпой.
Он понимал, что подпольный Центр Родителей выбрал это время для естественного прикрытия. Он и его сопровождающий были здесь лишь еще двумя безликими. Кто заметит их? Хотя это не уменьшало его возбужденного интереса к картине, которая была новой для него.
Большая толстая стерри в зелено-белой полосатой форме оператора машинного пресса комплекса тяжелой индустрии проталкивалась вперед мимо него. Она была для Поттера, как одна из серии В2022419*Г8 с кремовой кожей и тяжелыми чертами лица. В правом ухе в виде золотой петли она носила прыгающую куклу, знак селекционера.
