— Сейчас, подожди.
Алина еще нежилась в постели — она не любила рано вставать. Сон ее был странным и удивительным — она плыла под водой в море, внизу были коралловые рифы, мимо мелькали причудливые рыбки. Она была не одна, но спутник ее был в маске, и она не видела его лица. Но она знала, что это не Эдик и не Сергей. Кто-то другой. Она не помнила ничего о своей нынешней жизни, все казалось таким безмятежным и упоительным. Ее спутник подплыл ближе, и она хотела снять с него маску, прикоснулась к его мускулистым рукам, они обняли ее… и тут она проснулась. Одна. В царском номере. Но всю его роскошь и все удобства она не задумываясь отдала бы за то, чтобы этот сон длился. Ей не хотелось просыпаться, потому что она не понимала, что происходит вокруг нее в театре. После спектакля режиссер не зашел к ней, партнеры отделались дежурными фразами — и то же самое на репетициях. Извицкий, пряча глаза, бормотал «все нормально», а когда она напрямую спросила, будет ли она дальше играть, он ответил:
— Почему бы и нет? Все будет, как вы пожелаете.
Алина не хотела возвращаться в действительность. Когда Сергунин по телефону объяснил ей, в чем дело, первым побуждением было отказаться от разговора. Но все же Алина согласилась выслушать неизвестного. Она просто скажет ему, что не умеет лечить людей — ведь это правда.
— Хорошо, я с ним поговорю.
Сергунин понял, что она соглашается из вежливости, и сказал:
— Я предупрежу его — три минуты, не более. И, извините, Алина, я должен слышать этот разговор, так будет лучше.
— Хорошо.
— Алло? — послышалось в трубке.
— Да, я слушаю.
— Это вы, ваше величество?
— Да.
— Я буду краток. — Голос принадлежал мужчине лет, наверное, пятидесяти, и по четкости интонаций и стилю опытный человек угадал бы в нем военного. — Мой сын служил на флоте и участвовал в ликвидации аварии на атомной подводной лодке. Он получил сильную дозу облучения. Сейчас он в больнице. Ему осталось жить несколько недель — врачи больше ничего не могут сделать. Ему двадцать четыре года. У меня никого нет, кроме него. Он страшно мучается. Страшно. — Голос впервые вздрогнул.
— Мне очень жаль, — сказала Алина, — но поймите, я не умею лечить людей. У меня есть какие-то способности, но лечить — это было бы шарлатанством…
— Да-да, я понимаю вас, — торопливо заговорил мужчина. — Это не нужно, он не об этом просит. Он только хочет вас увидеть перед смертью. Это облегчило бы его страдания.
Разговор прервался, в трубке раздался голос Сергунина:
— Три минуты истекли.
— Подожди, Александр, — сказала Алина, — пусть договорит.
— Я уже сказал все.
— Но почему он хочет видеть меня? Мы знакомы?
— Нет. Поймите, он видел вас, как и многие, только на экране и на фотографиях. Он любит вас. Море делает людей романтиками. А он еще ничего не видел в жизни, кроме моря. Он не был влюблен, вот только кроме этого… Вы для него самый близкий человек, его мать умерла, когда ему было десять лет. Если бы вы просто посидели около него несколько минут — это… как ангел, что ли… не священника же вызывать, он у меня безбожник… Вот такая история. Сын просил меня, это его единственное желание… последнее.
— Хорошо, — внезапно решила Алина, — я приду. Где он, в какой больнице?
— Это шестая больница в Москве. Я на машине…
— Нет-нет, — решительно вмешался Сергунин. — Я знаю, где это. Царица приедет. В ближайшие дни. Как зовут вашего сына и где он лежит? В какой палате?
— Олег Красавин. Капитан-лейтенант. Второй корпус, триста восемнадцатая палата.
— Хорошо, я приеду, — сказала Алина, — там определены какие-то часы для посещения?
— Извините, ваше величество, — вновь вмешался Сергунин, — не будем привязываться ко времени.
— Хорошо, — сказал Алина, подавив раздражение. В конце концов, он отвечает за ее безопасность, а случай с Самариным подтверждает, что возможны любые ловушки. Она слишком наивна, чтобы быть бдительной.
— Спасибо вам, — сказал мужчина. — Сын будет ждать, это ему поможет.
Потом, когда разговор уже давно закончился и посетитель уехал, Алина вдруг вспомнила эти слова — «сын будет ждать, это ему поможет», и она вдруг поняла, что собеседник не очень-то поверил в ее приезд, но хотел обнадежить сына тем, что она согласилась. Он будет ждать… А что будет потом, когда она уедет? А вдруг он умрет завтра? Она позвонила Сергунину:
— Александр, не будем это откладывать, сегодня — в крайнем случае завтра — я должна там побывать.
— Хорошо, Алина, — сказал Сергунин, — я все организую. Разговор он слышал и подумал, что, в конце концов, это просто каприз, а капризы Царицы должны быть удовлетворены. Лечить она никого не собирается, опасности никакой. К тому же вот-вот подъедет Власов и, скорее всего, сможет вмешаться, если захочет запретить ей эту встречу. Если бы Сергунин попытался это сделать, он бы нарвался на скандал.
* * *
Владимир Алексеевич Красавин больше десяти лет прослужил на военно-морской базе в Кронштадте. Женился он в двадцать пять на двадцатилетней ленинградке. Ольга была так красива, что мужчины даже робели в ее присутствии. Красавин считал, что ему повезло. Она училась в педагогическом, и они встретились случайно, на вечере в политехническом институте, куда Владимира пригласил друг детства, а Ольгу — подруга. Через два месяца настойчивого штурма Владимир добился ее согласия стать его женой, хотя Ольга не скрыла от него, что просто не верила в возможность счастья, здоровье у нее было очень хрупким. И все же она прожила с ним десять лет, родила ему красавца сына и умерла, унеся с собой половину его души. Красавин не смог дальше оставаться в Ленинграде, где они так часто просто бродили по улицам и где теперь все напоминало о ней. Удалось обменять квартиру на Подмосковье, получить работу на военной кафедре в вузе. Почти каждое лето они ездили с сыном в Юрмалу, к морю. Красавин не любил Черное море, он привык к суровому серому Балтийскому. Сыну он своих желаний не навязывал, но тот, к радости отца, стал морским офицером. Служил он на Северном флоте, на атомном ракетоносце. Второй поход стал роковым. Ликвидируя аварию в системе охлаждения реактора, капитан-лейтенант Красавин получил смертельную дозу облучения. Его перебросили на самолете в специальную столичную больницу, но состояние его было уже безнадежным.
В общежитии, незадолго до похода, он увидел по телевизору Алину, потом купил журналы, где были напечатаны ее фотографии, и взял их с собой. Это было чисто юношеское увлечение. С девушками Олег, бывало, дружил, но эти увлечения всегда оказывались мимолетными. И он сам не мог объяснить, почему Алина так запечатлелась в его памяти, почему он, оказавшись в больнице, стискивая зубы от боли, мечтал бессонными ночами увидеть ее. Будто что-то замкнуло в мозгу.
