– Спасибо, – сказала она, улыбнувшись, а потом снова обернулась к Уэллсу: – Уэллс, это Люк.
Уэллс обменялся с охранником крепким рукопожатием.
– Меня зовут Уэллс. Рад знакомству.
– Я тоже. Я тебя узнал, конечно же. Гласс много о тебе рассказывала. Мне действительно приятно наконец-то с тобой познакомиться, парень, – с улыбкой сказал Люк, выпуская руку Уэллса и хлопая его по плечу.
Гласс взяла Люка под руку и, сияя, переводила взгляд с одного молодого человека на другого.
Уэллс улыбнулся. Он понятия не имел, как Гласс угораздило связаться с охранником, который к тому же явно был не с Феникса, но тут все это не имело никакого значения. Вдобавок что-то в Люке сразу понравилось Уэллсу. Он казался надежным и искренним, в нем не было ничего от скользких парней с Феникса, с которыми раньше встречалась Гласс. Сейчас она определенно была влюблена, и это все, что нужно было знать Уэллсу.
– Добро пожаловать на Землю, – с улыбкой сказал он, делая жест в сторону неба, деревьев, озера и всего остального, и тут вдруг заметил кровь на футболке Гласс и чуть не задохнулся от этого зрелища. Может ли быть, что она ранена и не осознает этого? Он указал на кровавые пятна. – Гласс, с тобой все хорошо?
Гласс перевела взгляд на футболку и побледнела.
– Да, я в порядке, – тихо сказала она. – Это… это не моя кровь. – Люк обнял ее за плечи и притянул к себе.
Сердце Уэллса куда-то ухнуло, и он приготовился услышать страшную новость, которая, он чувствовал, должна была вот-вот вырваться на волю из темного уголка в сознании Гласс, где та пыталась ее скрыть.
Гласс глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки, но не смогла выдавить из себя ни слова, сморщилась и спрятала лицо в рубашке Люка. Гладя девушку по голове, он зашептал ей на ухо что-то, чего Уэллс не мог слышать.
Уэллс похолодел. Ему хотелось снова заключить свою лучшую подругу в объятия, но он осознавал, что сейчас это будет не к месту, поэтому просто стоял, ожидая каких-то объяснений. Наконец Люк повернулся к нему и сказал:
– Это кровь ее матери. Она погибла.
Гласс никогда в жизни не было настолько не по себе, хотя она, девушка с Феникса, неоднократно навещала Люка на Уолдене. А еще она была дочерью человека, который взял да и бросил свою семью. А еще ей – первой за долгое время и единственной на Фениксе – совсем недавно отменили приговор. Все это не шло ни в какое сравнение с тем, что она испытывала сейчас, стоя возле костра. Хотя солнце было еще высоко, она поеживалась от холода, наблюдая за бурлящей вокруг бешеной активностью. Куда ни посмотри, всюду ребята ее возраста или даже младше занимались какими-то важными делами. Они то входили в лазарет и выходили из него, то несли воду для пациентов Кларк, то тащили прочь окровавленные заскорузлые бинты, чтобы сжечь их или закопать в лесу. Одни возвращались из леса с топорами и собственноручно нарубленными дровами, другие закладывали фундамент новой хижины. Несколько часов назад группа мрачных волонтеров направилась к озеру, чтобы начать рыть могилы для погибших, которых было слишком много, для того чтобы хоронить их в дальнем конце поляны. Да и тащить трупы в лагерь тоже резона не было.
Хотя новая партия людей стартовала из Колонии практически без подготовки, на челноках все равно были заблаговременно приготовленные припасы предметов первой необходимости. Подростки, первыми оказавшиеся на Земле, пришли от этого в восторг и вели себя так, словно им вручили ключи от Царствия Небесного. Например, одна из девушек, которым Уэллс поручил провести инвентаризацию новых поступлений, чуть не расплакалась, держа в руках молоток. Так, бывало, реагировали девчонки, откопав в Обменнике что-нибудь из ювелирки.
Гласс отчаянно хотела найти себе какое-нибудь полезное применение и чувствовала себя совершенно не в своей тарелке. Она была слишком напугана даже для того, чтобы спросить, где (а еще хуже, как) тут ходят в туалет. Люка вместе с остальными охранниками приставили к делу, и, хотя ему очень не хотелось покидать Гласс, они оба понимали, что сейчас не время уклоняться от выполнения своих обязанностей. Несколько девушек примерно возраста Гласс, перешептываясь, шли к костру, но, поравнявшись с Гласс, они замолчали, опасливо глядя на нее.
– Привет, – сказала Гласс, стараясь угадать, как себя вести, чтобы с самого начала прийтись тут ко двору. – Я могу сделать что-то полезное?
Одна из девушек, высокая брюнетка в аккуратно обрезанных шортах, из которых выглядывали длинные, невероятно загорелые ноги, прищурилась и смерила фигуру Гласс взглядом с ног до головы.
– Ты должна была прилететь сюда с нами, я не ошибаюсь?
Гласс кивнула:
– Да, меня, как и вас, взяли из камеры предварительного заключения. – Она впервые по доброй воле призналась, что была в Тюрьме. – Но я улизнула в последний момент.
Слово «улизнула» не совсем подходило для обозначения ее отчаянного рывка на Уолден, когда она хотела найти Люка, а на кону стояли жизнь и смерть, но Гласс почувствовала, что сейчас не время для детального описания ее драматического побега.
– Ага, улизнула, о’кей, – с сильным аркадийским акцентом сказала девушка, переглядываясь с подружками. – Должно быть, хорошо иметь полезные знакомства.
Гласс прикусила губу. Ей очень хотелось найти способ донести до них, через что ей пришлось пройти, и что несколько последних недель она отнюдь не прожигала жизнь на Фениксе. Она чуть не погибла от удушья на Уолдене и едва успела на последний челнок. И совсем недавно она видела, как умерла ее мама. При одной только мысли об этой смерти ее до сих пор захлестывает то жгучая боль, то удушливое оцепенение.
– Ты должна болтаться там же, где остальные, – несколько добрее сказала одна из девушек, махнув рукой в сторону других вновь прибывших, которые сгрудились у противоположной стороны костра и широко раскрытыми от удивления и шока глазами таращились на все вокруг.
Гласс кивнула и проводила уходящих девушек взглядом. Она прекрасно знала, что вновь прибывшие ей не обрадуются. Большинство из них видели, что она явилась на челнок вместе с Вице-канцлером Родосом и заняла место, на котором в противном случае мог бы оказаться кто-то из их друзей или родственников, против желания оставшихся в Колонии. Если бы только с ней была ее мама! У нее был особый дар везде чувствовать себя как дома. В ее присутствии и все остальные чувствовали себя так же. Может, она не лучше Гласс знала, как разжечь костер или нарубить дрова, но ее теплая улыбка и мелодичный смех были не менее ценны, чем более практичные навыки.
Гласс обхватила себя руками и посмотрела на головокружительно высокие деревья. Покачиваясь на ветру, они словно тоже смотрели на нее сверху вниз, заставляя чувствовать себя маленьким ребенком, заблудившимся среди равнодушных взрослых.
