- А поздороваться не надо? - спросил Барбарисов.
- Доброе утро, - удивилась Глаша.
- Доброе утро, - удивился Сапожников.
В ушах Сапожникова звенело - утро, утро, утро, - что это их понесло, черт возьми? А, чепуха! Вчерашний день не в счет. Все они встретились только сегодня.
Если бы в это утро специалисты засекли время, не пропал бы невидимо рекорд мира по марафону.
Ничего не вышло. За сорок минут Сапожников отхлестал десяток улиц, и от свидания с городом остался только портрет Полы Раксы на афише и трамвай, пролетевший с безумной скоростью.
Опять зеленые яблоки. Сапожников как с цепи сорвался.
Он затормозил и посмотрел на часы. Он не сразу разобрал, где часовая стрелка, а где минутная, мешала длинная секундная, которая отбивала секунды со скоростью пульса.
Сапожников успел к десяти, как договорились, на угол улицы Ауссекля и даже купил в киоске пачку аэрофлотовских карточек-календарей для московских знакомых. Сапожников сел на чугунную угловую скамью и развернул веером глянцевые карты. Крапом были недели и месяцы, а рубашкой - самолет, летящий над Даугавой. Можно было бы, наверно, еще отыграться, если бы знать правила. Но правил становилось все больше, и становилось скучно их заучивать. Чересчур солидно все выглядело, вот что.
Глаша переходила улицу, независимо оглядываясь по сторонам.
- Ах, вы уже здесь?
- Ах, я уже здесь, - сказал Сапожников.
Она вздернула брови.
- Как вам понравился город Рига? - светски бросила она.
- Мне очень понравился город Рига... А какие у вас отметки по диктанту?
- При чем здесь диктант? Я серьезно спрашиваю, вам понравился город?
Сапожников засмеялся.
- Во! - сказал он и поднял большой палец.
- Скажите, почему вы меня зовете на вы? Это странно.
- Чтобы бы не думали, что я нос задираю.
- Это странно! - сказала она. - Будет вам восемнадцать, перейдем на ты. Годится?
- Это еще долго!
- Не успеете оглянуться, - сказал Сапожников. - А вот и наш папа идет.
Барбарисов двигался, помахивая портфелем. Свет-тень, свет-тень, солнечные зайчики.
- Ну, граждане, - сказал он, - пошли завтракать
- Я придумал кое-что, - сказал Саночников.
- Что?
- Мы позавтракаем, так? Потом сходим на вокзал и я возьму обратный билет... Я, пожалуй, сегодня уеду в Москву. Барбарисов неподвижно смотрел на Сапожникова.
- Ты с ума сошел, - сказал он спокойно. - Я созвонился с ребятами. Сегодня у меня в гостях куча сослуживцев и половина молодежного театра. Не валяй дурака, Сапожников... Вот, оказывается, ты какой стал.
Глава 7. СЕРЕБРЯНЫЕ ВЕЛОСИПЕДИСТЫ
Прошел еще год-другой.
Сидел Ньютон в саду, вдруг ему по голове яблоко шарах - упало яблоко ему на голову. И Ньютон не понял, что его голова притягивает яблоки. Так представлял это происшествие Сапожников. Но потом глядит Ньютон - яблоки падают не только ему на голову, а еще и на землю. Значит, его голова только помеха. А на самом деле, значит, это земля притягивает яблоки. А если прорыть шахту сквозь земной шар, куда упадет яблоко? Оно, наверно, в центр Земли упадет. Оно, конечно, сначала с разбегу проскочит на ту сторону, но потом поболтается в шахте и вернется в центр Земли, как маятник. Интересное дело получается. Одно тело притягивает другое. А чем оно притягивает? Резинкой, что ли? Что-то тут не сходится. Все знают: чем сильней резину в рогатке оттянуть, тем сильней она назад руку тянет. Или лук натягивать. Слегка натянуть и ребенок может, а вот натянуть так, чтобы лук согнулся, может только стрелок. Робин Гуд. Да, это же всем известно. Значит, когда тетива сильней растянута, она обратно сильней тянет, а но слабей. Вот это притяжение. А в этой силе гравитации, в притяжении, все наоборот. Чем дальше одно тело от другого оттянуто, тем
оно, тяготение это, все слабей и слабей. Все слабей одно тело к себе другое тянет. Что же это за притяжение такое?
А вот если вагон поставить на рельсы и давить на него изо всех сил, то он с места стронется и помаленьку покатится все быстрей. А ты дави с той же силон и только за ним поспевай. Что будет? А то будет, что он будет разгоняться, пока на станцию не влетит и в тупик не врежется, как яблоко в Ньютоновом садике. Потому что сила на него давила всю дорогу одна и та же, передыху не давала.
Вот и получается, что когда камень на землю падает, то это гораздо больше похоже на то, что его какая-то сила сверху давит и разгоняет, чем на то, что его сама Земля неизвестно какой резинкой притягивает. И потому похоже, что не сами тела друг к другу притягиваются, а какая-то сила их друг с другом в одну кучу сталкивает.
Скажете, что нам неизвестна такая материя, которая давила бы на тела и сталкивала их друг с другом. Но ведь и такая материя неизвестна, которая тела друг к другу тянет. Назвали гравитацией, а что такое гравитация? Любовь, что ли? Яблоки землю любят? Или Ньютонову голову? Пришло в голову Ньютону, что два тела друг к другу тянутся потому, что похоже, что тянутся. Так мало ли что на что похоже? Похоже, что солнце всходит и заходит, а пригляделись - все наоборот.
Ну, что тут поднялось, когда Сапожникову эти дефективно-конкретные несуразности в голову пришли и он их высказал, что тут началось.
- Сапожников из шестого "Б" против Ньютона пошел! В шестом "Б" все дефективные!
- Ты обалдел, что ли? Кто Ньютон - и кто ты? У тебя вон по химии и по немецкому тройки! И макулатуры ты собрал меньше всех!
- Какое может быть давление, если всем известно, что тела притягиваются? Это же всем известно!
- Это ты где же свое давление выкопал? В велосипедном насосе, что ли?
- Ага, - сказал Сапожников. - Если в насосе дырку зажать, а за поршень тянуть, то будет пустота, а природа пустоты не терпит.
- Поэтому я тебя терпеть не могу, - сказала Никонова.
- А если поршень отпустить, то наружный воздух его обратно затолкнет. Атмосферное давление. Один килограмм на квадратный сантиметр.
- Никто меня к тебе не толкает, - сказала Никонова. - Не надо сплетни слушать! Не надо! Не говори, чего не знаешь! Не надо чужие записки читать! А Лариса дура! Это тебе Котька Глинский сказал?
- Что?
- Что Лариска меня к тебе толкает?
- Я с Глинским вторую четверть не разговариваю.
- И напрасно... Он к тебе очень хорошо относится. Гораздо лучше, чем ты к нему.
- А ты откуда знаешь?
- Я с ним разговаривала. Ты просто людей не любишь.
- А ты знаешь, какую про него эпиграмму написали?
- Кто написал?
- Не знаю...
- Сводник, сплетник и дурак
Сборник всяких глупых врак,
Облик целый тут его,
Во! и боле ничего.
- Гнусно! Наверно, ты и написал! - закричала Никонова.
- Я не умею, - сказал Сапожников.
Это была правда. Никонова это знала.
