Правая рука Симмонса сама собой скользнула в карман плаща, и в то же мгновенье ювелир с кошачьей ловкостью нырнул под прилавок. Симмонс отпрянул назад и, не вынимая руки из кармана, спустил предохранитель. В магазине стояла тишина ни звука, ни шороха. Беззвучно покачивался брелок ключа на дверце сейфа. Симмонс осторожно обошел прилавок и заглянул: никого. Какие-то пустые коробки, смятая газета. Ювелир словно в воду канул. Не сводя глаз с прилавка, Симмонс попятился к выходу, не оглядываясь, нащупал дверь левой рукой и ступил на тротуар.
— Я бы мог вызвать полицию… — прозвучало у него над самым ухом. Симмонс стремительно обернулся и чуть не разрядил бластер в стоящего перед ним ювелира. Тот и ухом не повел. Красный двухэтажный автобус зашипел тормозами и выпустил на тротуар целое стадо туристов.
— …но решил, что это ни к чему. Вы ведь не собираетесь меня ограбить, мсье?
— Где Жюльен? — хрипло выдавил из себя Симмонс.
— Жюльен? — поразился француз. — Вы знаете Жюльена? Откуда?
— Это неважно. Где он?
— Отдыхает на Ривьере. — Ювелир пожал плечами. — Может человек позволить себе отдохнуть хотя бы раз в году?
Опасения оборачивались фарсом. Тигр стремительно линял, превращаясь в добродушно-хитроватого домашнего кота.
— Ладно. — Симмонс взвел предохранитель и вынул руку из кармана. — Простите меня, мсье. Ошибся. С кем не случается.
— Это верно, — охотно согласился француз. — Двадцатый век, знаете ли. Нервы… Что-нибудь передать Жюльену?
— Пусть навестит кузину.
— Непременно передам, мсье.
— До свидания. — Симмонс протянул руку. — И ради бога простите меня за бестактность.
— Чего уж там, — миролюбиво промурлыкал ювелир, пожимая его руку. Ладонь у него была холодная и скользкая, как ледышка. И на указательном пальце поблескивал перстень.
На ужин мадам Ляфарб подала им утку с печеными яблоками.
— Какая прелесть! — захлопала в ладоши Эльсинора и, не удержавшись, чмокнула хозяйку в щеку. Старушка ужасно растрогалась и, сбегав в подвал, вернулась с полным графином яблочного сидра.
— Ты ее потрясла, — заметил Симмонс, наблюдая эту сценку из глубокого кожаного кресла, куда он забрался, чтобы выкурить сигарету перед ужином. — Старушенция прямо-таки рехнулась.
— Вот погоди, — возбужденно блестя глазами, пообещала Эльсинора. — Выучу французский…
— И прости-прощай мужская половина Парижа! — расхохотался Симмонс.
— И твой ювелир-сыщик!
— Видела бы ты, как он улепетывал под прилавок, бедняга!..
Не понимая ни слова, хозяйка умиленными глазами смотрела на молодую парочку. «Большие дети, — говорила себе мадам Ляфарб. — Не то, что мы, французы. Видать, они там у себя забот не знают!»
— Я уже было совсем его к стенке припер, — со смехом продолжал Симмонс, — перепугал до полусмерти. Пришлось извиняться. На прощанье даже ручки друг другу пожали.
Какая-то смутная догадка серебристой рыбешкой сверкнула в его сознании и скрылась, оставив щемящее чувство тревоги. Он досадливо поморщился. Рыбешка мелькнула снова и, описав стремительный пируэт, скрылась в сумрачных глубинах памяти.
— Чуть не забыла! — добродушное лицо мадам Ляфарб озарила благодарная улыбка. — Спасибо вам за Жюльена.
— Что? — не понял Симмонс.
— Жюльен, говорю, приходил сегодня.
— Жюльен?!.
— А что в этом удивительного? Вы передали мою просьбу, вот он и пришел меня навестить.
— Вы… — Симмонс поперхнулся сигаретным дымом. — Он сам вам это сказал?
— Нет. Но это же само собой разумеется. Разве не так?
— Так, мадам Ляфарб. Все так…
У Симмонса тоскливо защемило под ложечкой. Он уже не сомневался. Он с пронзительной отчетливостью вспомнил перстень на указательном пальце ювелира. Перстень с печаткой в форме трилистника. Точно такой же, как у технического директора Смита.
Конец ужина прошел в общем молчании. К сидру они так и не притронулись.
— Кто-нибудь поднимался в наши комнаты? — спросил Симмонс, вставая из-за стола. Мадам Ляфарб удивленно вскинула брови.
— Я прибиралась в спальне… Вы имеете в виду Жюльена? Нет, он даже в гостиную не входил. Мы поболтали в моей комнате, и он ушел. Правда, он показался мне немного встревоженным. Зато был при деньгах и даже подарил мне соверен.
Она вынула из кошелька золотую монету и, держа двумя пальцами, показала Симмонсу.
— Очень мило с его стороны, не правда ли, мсье Симмонс?
— Очень мило, — повторил Симмонс. Он мог поклясться, что не далее, как сегодня утром этот соверен был щепоткой мусора.
— Я был прав, — сказал он жене, убедившись, что чемоданы никто не открывал. — Пора уносить ноги. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Как видишь, те ребята не теряют времени даром.
Эльсинора взглянула на мужа, словно хотела что-то сказать, но промолчала.
— Пояса, — вдруг спохватился Симмонс. — Где наши пояса?!
— Мадам Ляфарб повесила в платяной шкаф.
Он распахнул дверцы шкафа и чертыхнулся.
— Нервы…
Эльсинора опять промолчала.
Симмонс запер входную дверь на два оборота, положил ключ на ночной столик. Потом вынес чемодан на середину комнаты, опустил шторы на окнах и зажег люстру. Щелкнули замки. Снммонс достал сложенный вчетверо коврик из толстого пенопласта, расстелил на полу и поставил на него чемодан. Черные изолированные провода по углам коврика заканчивались тройчатыми вилками. Симмонс поочередно включил их в розетки под панелью, смонтированной в крышке чемодана. Пробеж. плся взглядом по комнате, проверяя, не забыто ли что, заглянул в ванную, в платяной шкаф.
— Пояса, — напомнила Эльсинора.
— Теперь они нам ни к чему. — Он пристально посмотрел на жену, стараясь встретиться с ней взглядом, но она стояла к нему вполоборота, теребя застежку платья. Он подошел к ней и взял за руки.
— Эльсинора.
— Да, Эрнст, — откликнулась она, не поднимая глаз.
— Я понимаю, тебе трудно решиться. И вообще…
Симмонс помолчал, стараясь протолкнуть подкативший к горлу жесткий комок.
— Словом… Ты можешь вернуться, если хочешь. Надень пояс и нажми красную кнопку.
Она еще ниже наклонила голову.
— Мне страшно, Эрнст.
— Ты уже говорила. Мне — тоже, но это ровным счетом ничего не меняет. Мосты сожжены, Эльсинора. Не знаю, плохо это или хорошо, но они сожжены!
Он отпустил ее руки и нервно прошелся по комнате. Потом решительно распахнул дверцу шкафа и выволок второй чемодан.
— Решайся! — В одной руке он держал пояса, другой ткнул в направлении времятрона. — Карета подана, мадам Симмонс. Лакеи на запятках, кучер — на козлах. Кони кромсают землю копытами.
