Мужчина наклонился к стоявшему у ног чемодану, отсоединил какие-то провода и захлопнул крышку.
«Кто бы это мог быть? — медленно шевеля мозгами, соображал Дюммель. — Одеты, как иностранцы».
— Добрый вечер! — произнес он неуверенным, сиплым от удивления голосом. — Гутен абенд.
Мужчина бросил на Дюммеля насмешливый (как тому показалось) взгляд и тронул женщину за руку. Женщина вздрогнула, поспешно шагнула с коврика. Мужчина аккуратно стряхнул с него пыль, сунул под мышку и произнес, наконец, на плохом немецком (у Дюммеля от души отлегло) языке:
— Добрый вечер, сударь. Помогите, пожалуйста, внести чемодан.
«Вот это да! — Дюммель чуть не подпрыгнул от радости. Постояльцы! Наконец-то!». Он с неожиданным для самого себя проворством сбежал с крыльца и схватился за ручку чемодана.
Оставив приезжих в зальце, середину которого занимал биллиард в сером полотняном чехле, а вдоль стен стояли кожаные кресла, герр Дюммель извинился и сбегал за Реей — жившей неподалеку одноглазой уральской казачкой лет сорока с хвостиком. Сунул ей сгоряча двугривенный и, дыша пивным перегаром, зашептал на ухо, хотя поблизости никого не было:
— Генеральские апартаменты убирать… Мигом! Чтобы все блестело! Иностранцы приехали!
— Бона че?! — изумилась казачка. — Чичас, батюшка, чичас-чичас…
«Апартаментами» именовались комнаты, в которых якобы останавливался когда-то проездом генерал Кауфман. Через час они были приведены в порядок, а пока Рея, косясь единственным глазом на необычных гостей, наводила в них чистоту, Дюммель развлекал приезжих разговорами: описал местное общество, не скупясь на едкие эпитеты, обрисовал картину делового мирка, прошелся по адресу интендантов от инфантерии, с горькой иронией упомянул о пресловутом «годе тигра».
В самый разгар его монолога женщина что-то сказала спутнику. Тот кивнул и положил ладонь ей на руку.
— Фрау чего-то изволят? — галантно осведомился герр Дюммель.
— Фрау спрашивает, не найдется ли у вас бутылки минеральной воды.
— Ми… — захлопал глазами хозяин. — Никак нет-с, минеральной не держим-с.
— Тогда просто воды из холодильника.
— Холодильника? — еще больше удивился хозяин. — Из ледника, вы хотели сказать? Это другое дело. Рэйя! — обернулся он к казачке, которая, закончив уборку, выжимала над ведром тряпку у порога. — Сбегай, голубчик, принеси куфшин холодной воды с этот, ну как его, лет, лет!
— Со льдом штоль?
— Й-а, со льдом. И пифа, пифа! На, фосьми деньги.
Как всегда, волнуясь, он начинал путать русские обороты с немецкими и говорить с диким акцентом.
Немного погодя гостям понадобилась ванная. Дюммель чуть не взвыл от отчаянья. К счастью, все уладилось и супруги Симмонс обошлись сколоченной из досок душевой кабиной во дворе, куда Дюммель, чертыхаясь и охая, натаскал из колодца сорок ведер воды.
Деловая часть разговора состоялась поздно вечером, когда после ужина при свечах фрау Симмонс ушла наконец в свою комнату, а мужчины закурили, удобно развалившись в широких кожаных креслах. Герр Дюммель курил неизменную носогрейку, господин Симмонс — странную папиросу с коротеньким коричневым мундштучком. «Европа», — вздохнул Зигфрид Дюммель.
— Послушайте, герр Дюммель, — спросил вдруг ни с того ни с сего приезжий. — Надеюсь, вы умеете держать язык за зубами?
«Вот оно! — пронеслось в голове немца. — Начинается! Чуяло мое сердце: что-то тут нечисто!». Однако вида не подал, ответил, важно кивнув:
— О да. На Зигфрида Дюммеля можно положиться.
— Я так и думал. И излишним любопытством вы тоже не страдаете?
— Зигфрид Дюммель уважает суверенитет.
— Похвально. Так вот, герр Дюммель, мне предстоят сегодня кое-какие деловые встречи. Не могли бы вы ссудить мне немного денег? Русских, разумеется. Иностранная валюта у меня есть. Завтра я обменяю в банке и верну вам долг.
Видя, что Дюммель колеблется, господин Симмонс достал из кармана два золотых соверена и положил на стол перед немцем:
— Хотите залог?
Герр Дюммель взял монету, поднес близко к свече, даже на зуб попробовал, настоящая ли. Осклабился.
— Дело есть дело, а, господин Симмонс? Сколько вам надо денег?
— Рублей двадцать. Золотом. А эти, — он кивнул на стол, можете взять себе. В задаток.
Дюммель кивнул, сгреб со стола монета и отправился за деньгами. Возвратившись, выложил на скатерть двадцать золотых рублей, столбиком, как в казино. Подмигнул, ухмыляясь:
— Хотите попытать счастья?
— Там видно будет, — беззаботно ответил гость, ссыпая монеты в портмоне.
Час спустя, когда уже совсем стемнело, Дюммель из своей комнаты слышал, как он, весело насвистывая, прошел по коридору к выходу. «Обдерут, как липку, беднягу», — подумал немец. Но постоялец вернулся неожиданно скоро и потом долго плескался в душевой, фыркая и напевая вполголоса.
Утром Дюммеля ожидал сюрприз: улыбаясь, как ни в чем не бывало, Симмонс высыпал ему на ладонь двадцать золотых монет.
— Не понадобились, — лаконично объяснил он. — Распорядились бы насчет завтрака, герр Дюммель. И пусть заменят скатерть. Вчерашняя была вся в пятнах.
— Слушаюсь, — почему-то по-военному ответил Зигфрид и еще некоторое время глядел, разинув рот, вслед уходящему по коридору иностранцу. — Дела-а!!.
После завтрака Симмонс опять куда-то исчез и вернулся только к ужину, потный, запыленный, но довольно улыбающийся. Дюммелю пришлось таскать ведрами воду в бочку над душевой кабиной, а когда он попытался принять душ после супругов, оказалось, что воды в бочке почти нет.
— Послушайте, Дюммель, — неожиданно спросил Симмонс после ужина, когда они опять остались тет-а-тет за бутылкой мозеля. — Почему бы, собственно, вам не нанять прислугу? Жалко смотреть, как вы надрываетесь.
Герр Дюммель насупился и густо побагровел.
— Стесненные материальные обстоятельства… — сипло забормотал он.
— Полно вам прибедняться.
Симмонс поднялся из-за стола, сходил в свою комнату и положил перед владельцем гостиницы тяжелый сверток. В свертке что-то глухо звякнуло.
— Здесь пятьсот рублей, — буднично сообщил Симмонс. Распоряжайтесь по своему усмотрению. Наймите прислугу. Постройте новую душевую. К этой не проберешься — целое озеро вокруг. Туалет оборудуйте, наконец. Кстати, почему бы вам не поступить ко мне на службу, герр Дюммель? Неплохое жалованье положу, а? Пятьдесят рубликов в месяц устроит?
— Золотом? — хрипло спросил отпрыск крестоносцев.
— Золотом, ассигнациями, монетой хивинской чеканки — чем вам заблагорассудится.