И всегда беспощадны.
Кровь текла по стволу, окрашивая траву. Невидимое лезвие резака неумолимо двигалось из стороны в сторону, из стороны в сторону. Двухсотфутовый обрубок, некогда бывший высоким и гордым деревом, задрожал и начал медленно клониться к земле.
Был долгий свистящий звук падения; глухой, подобный грому завершающий удар; содрогнулась земля.
Поверхность гигантского пня стала ярко–красной под лучами солнца. Стронг уронил резак на землю. То и дело спотыкаясь, он побрел вокруг пня, пока не уперся в высокий, как многоэтажный дом, бок только что сваленного обрубка. Он упал, как это было рассчитано, — верхняя часть его аккуратно улеглась между двумя рядами домиков. Но домики больше не волновали Стронга. Честно говоря, они не когда не волновали его по–настоящему. Он пошел вдоль обрубка, не отрывая глаз от земли. Он нашел ее на краю площади. Он знал, что найдет ее, если будет смотреть повнимательнее. Она была солнечным светом и полевым цветком, переменчивым рисунком травы. Он видел ее не всю — только талию, груди, руки и прекрасное умирающее лицо. Остальное было раздавлено упавшим обрубком — ее бедра, ноги, ее маленькие, обутые в сандалии из листьев ступни…
— Прости меня, — сказал он и увидел, как она улыбнулась и кивнула головой, увидел, как она умерла; и снова были трава, и полевой цветок, и солнце.
ЭПИЛОГ
Человек, спасший обожаемую деревню, положил локти на стойку бара. Который некогда был алтарем. В отеле, который некогда был церковью.
— Мы пришли топить бизона, мэр. — произнес он.
Мэр, который в честь такого события взял на себя обязанности бармена, нахмурился.
— Он хочет сказать. Что мы не прочь выпить, — пояснил Райт.
Мэр просиял.
— Позвольте предложить вам наше лучшее марсианское виски, приготовленное из отборнейших сортов кукурузы, которые выращивают в Эритрейском Море.
— Тащите его сюда из вашего паутинного склепа, и посмотрим что это такое, — ответил Стронг.
— Это шикарное виски, — сказал Блюскиз, — но оно не топит Бизона. Я уже полдня глотаю его.
— Провались ты со своим проклятым Бизоном! — рявкнул Сухр.
Мэр поставил перед Райтом, Стронгом и Сухром стаканы и наполнил их из золотой бутылки.
— Мой стакан пуст, — сказал Блюскиз, и мэр налил ему тоже.
Из уважения к древорубам местные жители предоставили в их распоряжение весь бар. Однако все столики были заняты, и время от времени кто–нибудь из колонистов поднимался и произносил тост за Стронга или за древорубов вообще, и все остальные вставал тоже и с радостными возгласами осушали свои бокалы.
— Как же мне хочется, чтобы они убрались отсюда, — сказал Стронг. — Чтобы они оставили меня в покое.
— Они не могут оставить вас в покое, — возразил Райт. — Ведь вы теперь стали их новым богом.
— Еще виски, мистер Стронг? — спросил мэр.
— Мне нужно еще много виски, — ответил Стронг. — Чтобы заглушить воспоминания об этой гнусности…
— Какой это гнусности, мистер Стронг?
— Хотя бы вашей, маленький землянин, вашей, презренный жирный маленький землянин!..
— Было видно, как они возникли на горизонте, в облаке пыли, поднимавшейся из–под копыт, — сказал Блюскиз, — и они были прекрасны в своем косматом величии и мрачны и грандиозны, как смерть.
— Так сорвите же нас, земляне. — сказал Стронг, — маленькие жирные земляне, которые губят виноградники; ведь наши виноградники в цвету…
— Том! — воскликнул Райт.
— Вы разрешите мне воспользоваться случаем и подать в отставку, мистер Райт? Я никогда больше не убью ни одного дерева. Я сыт по горло вашей вонючей профессией!
— В чем дело, Том?
Стронг не ответил. Он посмотрел свои руки. Часть виски из его стакана пролилась на стойку. И пальцы его стали влажными и липкими. Потом он поднял глаза на заднюю стенку бара. Некогда она была стеной местной церкви, которую колонисты превратили в отель, и в этой стене сохранилось несколько украшенных изысканной резьбой ниш, в которых раньше выставлялись атрибуты религиозных обрядов. Сейчас ниши были заполнены бутылками вина и виски — все, кроме одной. В этой единственной, незанятой бутылками нише стояла маленькая кукла.
У Стронга застучало в висках. Он указал на нишу.
— Что…что это за кукла, мэр?
Мэр повернулся к задней стенке бара.
— О, эта? Это одна из тех разных статуэток, которые в ранний период своей истории местные жители ставили над очагами, — по поверью, эти фигурки охраняли их дома.
Он взял статуэтку из ниши и, подойдя к Стронгу, поставил ее перед ним на стойку.
— Дивная работа, мистер Стронг, не правда ли?.. Мистер Стронг!
Стронг впился глазами в фигурку; он не мог оторвать взгляд от ее изящных рук и длинных стройных ног; от ее маленьких грудей и тонкой шеи; от ее волшебного лица и золотистых волос; от тончайшей резьбы листьев ее зеленой одежды.
— Если я не ошибаюсь, эта фигурка называется фетишем, — продолжал мэр. — она была сделана по образу их главной богини. Из того немногого, что мы знаем о них, можно заключить, что в древности аборигены верили в нее настолько фанатично, что кое–кто из них якобы даже видел ее.
— На дереве?
— Иногда и на дереве.
Стронг протянул руку и коснулся статуэтки. Он с нежностью поднял ее. Основание фигурки было влажным от пролитого м на стойку виски.
— Тогда…тогда она должна была быть Богиней Дерева.
— О нет, мистер Стронг. Она была Богиней Очага. Домашнего Очага. Разведывательный отряд ошибся, считая, что деревья были объектами религиозного поклонения. Мы прожили здесь достаточно долго, чтобы понять истинные чувства аборигенов. Они поклонялись своим домам, а не деревьям.
— Богиня Очага? — повторил Стронг. — Домашнего Очага? А что же она в таком случае делала на дереве?
— Что вы сказали, мистер Стронг?
— На дереве. Я видел ее на дереве.
— Вы шутите, мистер Стронг!
— Провались я на этом месте, если я шучу! Она была на дереве! — Стронг изо всех сил стукнул кулаком по стойке. — Она была на дереве. И я убил ее!
— Возьмите себя в руки, Том, — сказал Райт. — На вас все смотрят.
— Я уничтожал ее дюйм за дюймом, фут за футом. Расчленял, отрезая ей руки и ноги. Я убил ее!
Внезапно Стронг остановился. Что–то было не ладно. Что–то должно было произойти и не произошло. Тут он увидел, что мэр пристально смотрит на его руку. И понял, в чем дело.
Ударив кулаком по стойке, он должен был почувствовать боль. Но боли не было. И теперь он понял почему: его кулак не отскочил от стоки, а вошел в дерево. Будто оно сгнило.
Он медленно поднял руку. Из вмятины, оставшейся после удара, потянуло запахом разложения. Дерево действительно сгнило.
