— Это будет совсем неплохо, — говорит Гор, кивая головой. — У меня, однако, есть на этот счет сомнения, потому что он уже много раз пытался сделать это и терпел неудачу. Какого по счету он послал сейчас — пятого? Шестого?
— Седьмого. Имя этого человека Оаким.
— Оаким?
— Да, и ведьма говорит мне, что он кажется ей чем-то особенным.
— Как это?
— Возможно, что этот шакал провел тысячу лет, готовя его к этому поручению. Его способность в битве не меньше, чем у самого Мадрака. И он обладает возможностью, которой не обладал ни один до него: он способен брать энергию прямо из поля.
— Интересно, как он до этого додумался? — произнес Гор, улыбаясь.
— По-моему, он просто изучил те приемы, которыми пользуются против нас смертные.
— Что же ты хочешь, чтобы я сделал? Помог ему против нашего врага?
— Нет. Я решил, что тот, кому удалось бы погубить Принца Имя Которому Тысяча, получит поддержку его падших Ангелов, которых не так много среди Бессмертных. Остальные последуют за ними сами. Те, кто не захочет, несомненно, отправятся в Дом Мертвых от рук своих товарищей. Время сейчас хорошее. Старая преданность забыта. Нового, единственного монарха, я уверен, с радостью будут приветствовать, — монарха, который покончит с их изгнанием. А при поддержке Бессмертных один из Домов может стать главенствующим.
— Я понимаю твою мысль, отец. Вполне может быть, что ты прав. Ты хочешь, чтобы я нашел Принца Имя Которому Тысяча до того, как его найдет Оаким, и убил его во имя Жизни?
— Да, мой мститель. Ты думаешь, что способен сделать это?
— Меня беспокоит, что ты задаешь мне этот вопрос, зная мои силы.
— Принц — нелегкая добыча. Силы, которыми он обладает, практически неизвестны, и я не могу сказать тебе, как он выглядит и где он находится.
— Я найду его. Я покончу с ним. Но, возможно, мне лучше будет уничтожить этого Оакима прежде, чем я начну поиски?
— Нет! Он на мире Блис, где сейчас должна будет начаться чума. Но не подходи близко к нему, Гор! Пока я сам не скажу тебе. У меня странное чувство по отношению к Оакиму. Сначала я должен выяснить, кем он был, прежде чем разрешить тебе эту попытку.
— Но почему, о могущественный Отец? Какое это может иметь значение?
— Воспоминания о тех днях, когда ты еще не появился на свет и о которых нельзя говорить, возвращаются и тревожат меня. Не спрашивай меня больше об этом.
— Хорошо, Отец.
— Эта ведьма, твоя мать, предложила мне несколько планов относительно Принца. Если ты встретишься с ней во время своих поисков, не поддавайся на ее советы о снисходительности. Принц должен умереть.
— Она хочет, чтобы он жил?
Озирис кивает.
— Да, он ей очень нравится. Она могла проинформировать нас насчет Оакима только для того, чтобы спасти ему жизнь. Она скажет тебе любую ложь, лишь бы добиться своего. Не обманывайся ею.
— Хорошо, Отец.
— Тогда я посылаю тебя, Гор, мой мститель и мой сын, как первого посланника Озириса на Средние Миры.
Гор наклоняет голову, и Озирис на какое-то время дотрагивается до его головы рукой.
— Считай, что он уже мертв, — медленно говорит Гор, — потому что разве не я уничтожил самого Железного Генерала?
Озирис не отвечает, потому что он тоже однажды уничтожил Железного Генерала.
В Большом Зале Дома Мертвых огромная тень на стене, за троном Анубиса. Ее можно было бы принять за картину, наклеенную или нарисованную, если бы не ее чернота — абсолютная, как бы содержащая внутри себя бездонную глубину. К тому же она слегка движется.
Это тень гигантской лошади, и сверкающие чаши по обеим сторонам трона не оказывают своим мигающим светом на нее ровно никакого действия.
В Большом Зале нет ничего, что могло бы отбрасывать такую тень, но если бы у вас были уши, вы бы услышали легкое дыхание. С каждым выдохом пламя в чашах опускается вниз, потом опять подымается.
Лошадь движется беззвучно, меняя свои размеры и форму по мере движения. У нее есть грива, и хвост, и четыре ноги, подкованные.
Затем опять слышится дыхание, как у органных мехов.
Она поднимается на задние ноги, как человек, и ее передние ноги образуют тень наклоненного креста на троне.
В отдалении слышится звук шагов.
Когда Анубис входит, Зал наполняется ураганным ветром, оканчивающимся смешком.
Затем все смолкает, только собачья голова смотрит на тень за троном.
Прислушайтесь к звукам на Блисе: на ярмарке раздаются крики.
В павильоне для гостей обнаружен труп.
Когда-то он был мужчиной. Сейчас — это пятнистый мешок, прорвавшийся во многих местах, и тягучая жидкость течет из него на землю. Он уже начал пахнуть. По этой причине его и обнаружили.
Закричала девушка.
А от крика собралась толпа.
Видите, как они толкаются, задавая друг другу вопросы, на которые никто не может дать ответа.
Они позабыли, что надо делать перед лицом смерти.
Большинство из них скоро узнает это.
Мегра из Калгана пробирается сквозь толпу.
— Я — медицинская сестра, — говорит она.
Многие удивляются, глядя на нее, потому что медицинские сестры обычно заботятся о детях, а не о зловонных трупах.
Высокий человек, идущий рядом с ней, ничего не говорит, но идет сквозь толпу, как будто ее и нет.
Коротышка в соломенной шляпе уже огородил это место веревкой и начал продавать билеты тем, кто проходит мимо останков. Мегра просит высокого человека, которого зовут Оаким, остановить его. Оаким одним ударом разбивает машину, выпускающую билеты, и выгоняет коротышку из павильона.
— Он мертв, — говорит Мегра, глядя на тело.
— Конечно, — соглашается Оаким, который после тысячи лет в Доме Мертвых легко узнает это состояние. — Давай закроем его простыней.
— Я не знаю ни одной болезни, от которой вот так умирают.
— Значит, это — новая болезнь.
— Надо что-то сделать. Если болезнь заразна, то может быть эпидемия.
— Она будет. Люди будут умирать быстро, потому что она распространяется с небывалой скоростью. Такое множество людей находится вместе на Блисе, что ничто не сможет помешать этому. Даже если способ лечения будет найден в несколько дней, население, вне всякого сомнения, уменьшится в десятки раз.
— Мы должны держать этот труп в изоляции, отправить его в Первый Медицинский Центр.
— Если ты этого хочешь…
— Как можешь ты быть таким безразличным при виде такой ТРАГЕДИИ?
— Смерть не трагична. Возможно, она патетична, но трагедии в ней нет. Давай закроем тело простыней.