— Согласен. Но мне нужно выяснить, что, черт побери, происходит, причем до того, как копы начнут повсюду совать свой нос.
— Они просили ничего не трогать…
— Моя жена мертва, — сказал Ник, не глядя на Беннета. — Мне нужны ответы — нужно знать, кто это сделал. Это мой дом, и я возвращаюсь в него.
— Ладно, — неохотно кивнул Маркус. — Но я пойду с тобой.
Куинн направился к дому, покачав головой.
— Я должен сделать все сам.
Нику потребовалась слишком большая часть предыдущего часа, чтобы убедить Маркуса в происходящем, заставить его пойти взглянуть на Дэнса, чтобы доказать свой дар предвидения, поэтому друг остался сидеть на крыльце.
— Прошу тебя, чтобы ты ни делал, не смотри на нее. Это больше не она.
Ник пересек широкую лужайку, борясь со смешанными чувствами. Несмотря на радость от того, что у него появился второй шанс, и у Джулии тоже, он до сих пор боялся того, что ему предстояло увидеть. И хотя картина эта внушала ему беспримерный ужас, он должен был взглянуть на нее, если собирался спасти и выяснить, кто ее убил. Чтобы остановить этого человека, ему предстояло собрать любые возможные сведения, любые улики, включая и то, от чего в точности она умерла.
Куинн заставил себя выбросить смерть Джулии из головы; тревога, боль и грусть только мешали добраться до правды, будучи лишь проявлениями собственного эгоизма. Как бы ни сложна предстоящая задача, она заключалась в том, чтобы приложить все усилия ради ее спасения от неизбежного, изменить прошлое.
Ник вошел в дверь, насчитывавшую уже сто десять лет. В передней было темно. Электричество отключилось из-за аварии, вызванной авиакатастрофой. Открыв шкаф в передней, он достал большой фонарь и включил его. Вспыхнул яркий луч. Хотя солнце еще не село, вечерний свет быстро угасал и не мог дать нужного освещения.
В свое время Ник думал о том, чтобы обзавестись генератором, как Маркус, но решил, что это будет лишь бессмысленной тратой двадцати тысяч долларов ради одного дня в году, когда электричество не будет работать в течение часа. Но сейчас, обходя дом, он с радостью заплатил бы вдвое больше, лишь бы в доме был свет.
Будучи женатыми к этому сентябрю в течение восьми лет, Николас и Джулия постоянно думали лишь о двух вещах: собственной карьере и друг о друге. Они решили отложить приличную сумму на будущее, на то время, когда сочтут нужным завести детей. Планы были составлены, бюджет расписан и согласован до последней мелочи. Расходы на отпуск они свели к минимуму, отказавшись от Европы, Азии и путешествий по миру до лучших времен. Если только появлялась возможность, они путешествовали на машине; кемпинги, посещения музеев и ночевки на побережье доставляли им больше всего удовольствия. Оба знали, что настоящий отдых заключается не в том, куда именно ты отправишься, но в том, чем заняты твои мысли. Так что, пока они были вместе, отпуска удавались куда лучше, чем можно ожидать от Парижа, Монако или любой иной экзотической местности.
В итоге их полки и столы были завалены фотографиями с рыбалки на озерах в штате Мэн, серфинга на побережье Хантингтон-бич, прогулок по Большому каньону, вылазок в скалистые горы Вайоминга. Они наслаждались простыми удовольствиями, которые могла дать природа, и всегда возвращались домой отдохнувшими, готовыми вновь посвятить себя преуспевающей карьере.
Хотя они женаты только восемь лет, они были вместе уже шестнадцать, начав встречаться в школе. Они влюбились друг в друга в пятнадцатилетнем возрасте; друзья и родители смеялись над их уверенностью в своем совместном будущем. Однако смех смолк, когда однажды в конце мая они сказали «да» в церкви Святого Патрика. Ни Ник, ни Джулия ни разу не сказали сомневавшимся: «А мы вам говорили!»; им не требовалось ни поддержки, ни одобрения со стороны родственников и друзей в том, что подсказывали сердца.
Они познакомились на соревнованиях по плаванию. Ник был звездой команды, установив к десятому классу несколько школьных и окружных рекордов, как на длинных, так и на коротких дистанциях. Джулию в последний момент поставили на замену в эстафете четыре на двести метров. Поскольку всю свою короткую карьеру пловчихи она посвятила заплывам на короткие дистанции, к двухсотметровому отрезку оказалась совершенно не готова и потому нервничала — что еще мягко сказано. В итоге тренер отправил ее поговорить с Ником, который, будучи самым младшим капитаном команды в школе, умел внушить спокойствие и уверенность всем окружающим.
Когда Джулия села рядом с ним, Ник улыбнулся и сказал, что беспокоиться не о чем, объяснив, что главное — распределять силы и экономить энергию, сохраняя ее для финального рывка.
Конечно же, когда Джулия прыгнула в воду, она с ходу рванула с места и в конце почти задыхалась. Она так и не сказала никому, что вообще не слышала его совета, даже единого слова, ибо взгляд его голубых глаз заинтриговал ее куда больше, чем стратегия спортивного плавания.
А когда она коснулась стенки, придя последней, тяжело дыша и чувствуя, как перед глазами плывут круги, Николас уже стоял там, протягивая руку. Без каких-либо усилий он помог ей выбраться из бассейна, накрыл полотенцем и повел к скамейке. Уже поздно вечером, сидя рядом в идущем домой автобусе, они посвятили все три часа поездки самому увлекательному за всю их недолгую жизнь разговору.
Ник так и не спросил, почему Джулия не послушала его совета, разговаривая вместо этого обо всем, только не о плавании.
Обоим нравились поездки на природу, «Лед Зеппелин», нью-йоркские «Гиганты» и детройтские «Ред Уингс». Оба любили свиные ребрышки и жареную курицу, печенье и кока-колу. Джулия любила танцевать, что оказалось для него чем-то совершенно новым, но захватывающим. Он же увлекался лыжами и музыкой, о чем ей хотелось услышать побольше.
Короче говоря, они идеально подходили друг к другу. И, несмотря на то что шли годы и пути их разошлись — она поступила в Принстон, он — в колледж в Бостоне, — любовь их не увядала. Собственно, она продолжала лишь расти и с каждым годом их совместной жизни.
Все это вовсе не означало, что между ними не существовало разногласий. Их ссоры, хотя и редкие, порой выглядели весьма впечатляюще, ибо желание каждого оказаться правым было сравнимо с той любовью, которую они друг к другу испытывали. Однако все они, касавшиеся всегда совершенно обыденных вещей, вроде выбора между белым и ржаным хлебом или розами и тюльпанами, никогда не продолжались долго и заканчивались столь же впечатляющими объяснениями в любви.
Ник выглянул в окно большой комнаты, за которым виднелись последствия случившейся на прошлой неделе вечеринки с друзьями: в беспорядке расставленные вокруг бассейна шезлонги, до сих пор не убранные столы и гриль, три мешка мусора, которые он собирался выкинуть еще в прошлое воскресенье. Посреди всего этого хаоса простиралась спокойная гладь бассейна, мирная и нетронутая, полностью контрастирующая с обуревавшими его сейчас чувствами.
