Одна из танцующих пар пронеслась рядом с дверью. Оба были молоды. Танцевали легко и красиво.
Вдруг в партнере незнакомой девушки Строков с удивлением узнал Быстрова. Секунду он рассматривал его, словно хотел увидеть в этом человеке что-то новое, неизвестное ему раньше, и думал о том, что Быстров еще просто мальчишка, недалеко ушедший от тех, с кем он спорил сегодня в школьном саду, и ему стало жаль, что не нашел способа перебраться через непонимание, оскорбленное самолюбие, взаимные обиды. Ему было очень нужно сделать из этого человека друга – а он не сумел.
Вздохнув, Строков пошел дальше, тихо бормоча:
– На почту бы не забыть зайти, а то закроют. Поздно уже…
Телеграмма для Строкова пришла на станцию после обеда. Саида, даже не закончив приема, бросила наушники и побежала его искать. Еще бы, такая радость! Телеграмма от сына, зовет приехать. Но Строкова нигде не было. С каждым днем все больше старался он сделать свое присутствие на станции не таким заметным.
Зато Быстров воспринял телеграмму с откровенным удовольствием:
– Ну наконец-то! Оставьте у него на кровати. Придет – сразу прочитает.
Когда Саида возвращалась из комнаты Строкова, Сергей поджидал ее около радиорубки.
– Хотите прогуляться? Следующий сеанс у вас через два часа, а погода смотрите какая, весна и до нас начинает добираться.
Саида задумалась. Отказаться неудобно. Быстров сдержал слово, улучшил ее расписание. И, кроме того, ей льстило его внимание. «А если Мансур узнает?… Правда, он спит после ночного дежурства… – успокоила она себя. – Да и не уйдут они далеко за два часа…»
На южной стороне склона снег уже стаял полностью. Появились первые зеленые ростки. Сергей сказал, что ему хочется вблизи посмотреть на колонию сурков, вылезших после зимней спячки полакомиться первой травкой. Сурки жили в лощине рядом с живописным обломком скалы, чем-то похожим на отдыхающего верблюда.
Когда до колонии осталось метров сто, раздался предупредительный свист сторожа, и все зверьки исчезли в норах.
– Я же вам говорила, они очень умные. У нас жил сурчонок на станции, пока не подрос, потом я его отпустила. Посторонних освистывал и сразу же прятался, а нас, наверно, считал за своих, из одной стаи. Теперь придется ждать не меньше получаса, пока они вновь покажутся. Может, выйдут, если тихо сидеть, уж очень любопытные звери.
– Ну что же, посидим, – сказал Сергей. – Так даже лучше, когда сидишь тихо. Слышно, как тает снег.
Они выбрали место посуше. Сергей подстелил куртку, но все равно уже через десять минут Саида замерзла, и вполне естественно получилось, когда он ее обнял. Стало теплее. Ей нравилось, что он не пытался целоваться. Тихо сидел рядом и слушал, «как тает снег», будто это можно было услышать. «Странный человек, городской, совершенно непохожий на всех, кого я знаю. Даже на Павла Степановича».
Незаметно летело время. Так они и просидели не шевелясь, прижавшись друг к другу, наверно, минут сорок, а может, больше. Над скалой кружились памирские галки, выискивали что-нибудь съестное. Всегда они слетаются, если видят человека… Вдруг ей показалось на дальнем гребне, скрывающем станцию, какое-то движение. Солнце било в глаза, и ничего нельзя было толком рассмотреть. Ей стало тревожно. Высвободила руку, взглянула на часы и поняла, что обратно придется идти чуть ли не бегом, иначе пропустит передачу.
Долгие годы, проведенные в обществе Хакимова, научили Строкова понимать его без слов. Иногда за весь день Хакимов вообще не раскрывал рта. Но стоило ему положить на стол карандаш или нажать на него сильнее обычного и стирать потом слишком толстую линию, и Строков легко угадывал его настроение. Знал, что, скорее всего, опять из-за какого-нибудь пустяка поссорился он с Саидой.
Сегодня, едва Хакимов вошел в камералку, Строков по его тяжелому дыханию, по тому, как заскрипел стул под грузным, безвольно расслабившимся телом, по тому, что молчание было что-то уж слишком долгим даже для Хакимова, понял, что случилось нечто необыкновенное. И, как всегда, не стал задавать вопросов. Знал, как только Хакимов отойдет, сам в двух-трех словах нарисует точную картину того, что произошло.
Минут пятнадцать Строков, не отрываясь, продолжал работу над погодным графиком. Как-то так само собой получилось, что он все еще выполнял привычную ежедневную работу, словно бы и не было никакого увольнения, передачи станции. Он понимал, долго так продолжаться не может. Рано или поздно новый начальник возмутится подменой его в делах, но пока все шло своим чередом.
«Человек осваивается, привыкает к новым людям, к новой обстановке. Несправедливо было бы взвалить на него сразу всю работу по станции», – думал Строков. Он так увлекся расчетами скорости восточного циклона, что на минуту забыл о Хакимове, и вдруг услышал его сдавленный, словно перехваченный спазмой голос:
– Новый-то с Саидой гуляет…
– Этого не может быть! Это тебе от глупости, от ревности показалось!
Но Хакимов мрачно молчал, и тогда Строков, отложив карандаш, подошел к нему.
– Ты вот что, садись работать. Мы с тобой обдумаем, что нужно сделать. Это у них несерьезно. Не может быть серьезно. Саида просто глупая девчонка. И ты сам виноват в том, что до сих пор не определил свои с ней взаимоотношения. Чего ты ждешь? Почему не женишься?
Он долго его успокаивал и убеждал, понимая, что Хакимов находится на той самой грани, когда человек способен на любую глупость. Наконец ему удалось засадить Хакимова чертить график. Диктуя уже готовые цифры своих расчетов, Строков видел, как Хакимов постепенно увлекался привычной работой. Но именно в этот неподходящий момент в комнату вошел Быстров. Хакимов весь напрягся, и карандаш сразу же поехал в сторону, разбрасывая по карте крошево раздавленного грифеля. А Строков ничего не мог сделать, понимая, что в этой ситуации каждое сказанное слово лишь подольет масла в огонь. Быстров, словно кто толкал его под руку, совсем уж некстати подошел к карте и ткнул пальцем в неровную линию, только что проведенную Хакимовым.
– А это у вас что?
– Восточный циклон, – сразу же ответил Строков, опережая Хакимова.
– Почему вы тянете абсциссу на таком большом расстоянии? Какая у него скорость? – не унимался Быстров.
– Послушайте, вы мешаете нам работать! – выдавил из себя Строков, понимая, что эта его грубость не может остаться без ответа, и принимая весь удар на себя.
– Как вы сказали? – опешил Быстров. – Это я мешаю вам работать?!
– Слушай, начальник, шел бы ты отсюда, а?!
Хакимов ударом ноги отшвырнул стул и встал напротив Быстрова, сжимая кулаки. Строков тоже вскочил и понял: он не успеет вмешаться. Но что-то остановило Хакимова. Может быть, откровенное изумление в глазах Быстрова, не страх, а именно изумление ничего не понимающего человека. Хакимов отбросил в сторону обломки раздавленного карандаша и вышел, хлопнув дверью.
