Топот ног канниксов доносился до Теора, словно отдаленный грохот множества барабанов, и смешивался со скрипом гребных колес и плеском волн.
— Хорошо, — сказал Теор, наслаждаясь величественным зрелищем. — Мы вновь в пути!
Его глаза скользнули чуть выше, и за лесом копий он увидел уходящую в бесконечную даль равнину Медалон, заросшую редким кустарником. Внезапно он вспомнил о своих близких — жене и полумуже, с которыми распрощался на рассвете. Теор редко говорил о них, однако они часто занимали его мысли, особенно супруга, которая сейчас носила его первенца…
Не без труда он отвлекся от несвоевременных мыслей и повернулся к стоящему рядом Норлаку:
— Мы должны сокрушить чужаков, другого выхода у нас нет. Полуотец, ты не до конца рассказал мне о своих наблюдениях за улунт-хазулами. Насколько, по-вашему, мы превосходим их в численности?
— От шестнадцати до шестидесяти четырех процентов, — без колебаний ответил Норлак. — Но пришельцы — прирожденные воины, а мы мирное племя.
Стоявший на капитанском мостике Элкор слышал эти слова, но никак не отреагировал на них. Обернувшись, он с гордым видом оглядел свою флотилию, состоящую из десяти эскадр. Заметив появившегося среди облаков вестового, он сделал ему знак рукой. Всадник тотчас натянул поводья, и форгар плавно спланировал на палубу.
— Скажи капитану «Клюва», чтобы корабли подтянулись друг к другу, — приказал он.
Вестовой В- тот же миг взмыл в небо.
— Зачем ты делаешь это? — ворчливо спросил Норлак. — Мы все равно не скоро прибудем в Орговер.
Вождь недовольно нахмурился.
— Нам нужна постоянная практика в выполнении военных маневров, — резко ответил он и отвернулся. Он терпеть не мог советов от подчиненных, особенно от полумужчин.
Гребные колеса, расположенные по бокам судна, медленно поворачивались с монотонным скрипом. Вращавшие их матросы сильно уставали после нескольких часов работы, поэтому вахта менялась довольно часто. Очередная смена запрягалась в длинные тяжи, а еле державшиеся на ногах матросы шли к корме, где и засыпали, стоя на ногах. Едва гребные колеса замедляли движение, корабль сразу начинал раскачиваться, но рулевой вновь выравнивал его и выходил на прежний курс.
Как было принято на Юпитере, все суда имели длинный корпус и относительно малое водоизмещение (хотя правильнее было бы сказать «аммиакоизмещение»). Морские волны на этой планете двигались на две трети быстрее, чем на Земле, поэтому весла здесь почти не применялись — гребные колеса действовали в этих условиях куда эффективнее. Наяррам был известен и парус, но они редко использовали его, так как ветер был обычно слабым.
Элкор вновь обернулся к своим родственникам и уже более спокойным тоном произнес:
— Мы слишком долго вели себя мирно, и теперь приходится за это расплачиваться. Приграничные патрули до сих пор легко отражали набеги дикарей, да и скалы Дикой Стены служили нам надежной защитой. Быть может, это не пошло нам на пользу. Если бы враг постоянно угрожал нашей стране, то каждый наярр был бы опытным воином.
— Это порочная логика, вождь, — недовольно поморщившись, возразил Норлак.
Теор не поддержал его. Отец был прав — относительно спокойная жизнь разнежила их, и это было опасно, поскольку ни на суше, ни на море война фактически никогда не прекращалась. И они, род Рива, всегда были в ряду лучших воинов племени наярров. Но все же призвание их состояло в другом. Рива всегда боролись — но не столько с живыми противниками, сколько с природными катаклизмами. Их магия и мастерство всегда были необходимы, если после обильных дождей поток разрушал дамбу, или на равнине внезапно вскрывалось жерло вулкана, или землетрясение грозило поглотить поселения в бездонных пропастях. Но руки Рива были привычны и к оружию — Теор вспомнил о многочисленных охотничьих экспедициях, в которых ему приходилось принимать участие. Бешеная скачка по степи, хлесткие удары ветвей кустарников, свист ветра над головой… И блеск копья, поднятого над головой в диком азарте погони! Он бывал во многих опасных переделках и не должен испугаться, когда встретится с врагом лицом к лицу!
С точки зрения земного мужчины, тревоги и сомнения Теора были излишне преувеличенными, кое-кто даже мог бы презрительно назвать его трусом. Дело в том, что Теор обладал лишь третью характерных признаков расы наярров. Он был индивидуальностью, со своим характером и сложившимся взглядом на жизнь — но все же в меньшей степени, чем это было типично для сильной половины рода хомо сапиенс. То, что его волновало, основывалось не столько на страхе смерти, сколько на обостренном чувстве несправедливости происходящего. Нападение чужаков, коренным образом изменившее мирную жизнь наярров, было случайностью, которой вполне могло и не быть — эта мысль потрясала Теора буквально до его биологических основ.
Матросы, тянувшие канаты гребных колес, затянули монотонную песню, смешавшуюся с острым запахом вспотевших тел и скрипом палубы:
Правый! Левый!
Не думай, куда мы идем и зачем,
Брось все свои тревоги за борт,
Но не надейся, что высохнет океан,
И мы вернемся домой…
Правый! Левый!
Крути колесо и радуйся, что жив!
— Предчувствую, что мы будем разбиты в бою, — тоскливо прошептал Норлак.
— Постараюсь, чтобы ты ошибся на этот раз, — холодно возразил Элкор.
Сердце кипит, словно вулкан,
Колеса скрипят, нуждаясь в смазке,
Но нам, матросам, смазка не нужна,
Верно, друг?
Так, и только так.
Давай, левый, не отставай!
Норлак явно нервничал. Подняв посох, он указал в сторону скрытого туманом берега.
— Равнина Медалон велика. Мы можем уйти от побережья и построить новый город…
— Бежать, даже не попытав счастья в бою? Более шестидесяти лет назад наши предки пришли сюда и завоевали страну. Сколько сил было потрачено на то, чтобы обжить эту дикую местность! И все это просто так отдать наглому врагу? Мы много потеряли из обычаев наших диких предков, но одно их ценное качество нам сейчас понадобится: лучше умереть в бою, чем сдаться!
Теор отошел от своих родителей, раздосадованный. Безусловно, полуотец прав, но ему не по душе было трусливое бегство.
Он спустился по сходням на главную палубу и пошел мимо застывших на месте фигур отдыхающих матросов. Его рука сама нашла черную коробочку, лежащую в кармане пояса, и включила ее в режиме воспроизведения — этот земной прибор мог служить и в качестве магнитофона. Тихо зазвучала мелодия одной сентиментальной баллады, известной с детства каждому наярру. Никто из дремлющих моряков не обратил на это внимания.
