Андрью обратилась к ирландцу.
— О, как я ненавижу это место, м-р Шанон! Мы потеряли здесь нашу собаку, которую благополучно довезли из самой Англии. Джон думает, что она попалась змее в кустарнике. О, мой бедный старый пинчер, он был мне так дорог! — воскликнула она со слезами в голосе. — И я уверена, что он, несчастный, в бухте. Нет, нет, дайте мне закончить! — проговорила она, заметив желание мужчин возражать.
— За сутки до этого, ночью, когда мы уже были в постели, послышалось сердитое рычанье пинчера. Он всегда спал в корзине на веранде. Я тогда подумала, что это шатаются туземцы и попросила Джона посмотреть, в чем дело. Он вышел на веранду, взяв с собой электрический фонарь, так как ночь была страшно темна; еще с вечера все небо заволоклось тяжелыми облаками, и я думала, будет шторм. Я наблюдала, как Джон направлял лучи фонаря в разные стороны. Он окликнул меня и сообщил, что никого не видно вокруг, пинчера он тоже не мог найти, на веранде его не было. Едва он кончил, послышался злобный, удалявшийся в направлении бухты лай пинчера. Джон стал свистать и звать его, но он продолжал лаять. И вдруг лай сменился страшным визгом ужаса и боли, почти человеческим стоном, смешавшимся с громким шумом расплескиваемой воды и затем все смолкло. Джон ничего не предпринимал, он стоял на веранде, вместо того, чтобы немедленно броситься к бухте. Когда он вернулся, я умоляла его поискать бедного пинчера, хотя я знала наверняка, что его уже нет в живых. Джон не пошел. Он не оправдывался, нет! Пробормотав, что в такой темноте ничего не найдешь, он улегся в постель. Это была наша первая размолвка, и я всеми силами моей души ненавижу это место.
Когда она умолкла, мужчины заерзали в своих креслах. Лицо Манеринга было серое, напряженное. Под белым светом лампы, которую зажгла Андрью, молодой человек казался страшно бледным.
Сделав усилие, он произнес:
— Я никак не могу осудить вашего мужа за то, что он не пошел разыскивать собаку. В этой стране ночью совершенно нельзя ходить. Ваш муж мог быть убит змеей, он мог в темноте оступиться и попасть в воду. В конце концов, его отказ объясняется только заботливостью о вас. Если бы с ним что-либо приключилось, вы остались бы в ужасном положении, одна до утра в бэнгалоу…
Манеринг бросил благодарный взгляд на говорившего, на глазах же Андрью показались слезы.
— Я знаю, м-р Шанон, что вы правы, но я так огорчена этой утратой, ведь он был у меня много лет. Я не подумала тогда, что убийца пинчера мог напасть и на мужа. О, Джон, дорогой мой, прости меня! — Она подошла к мужу и, наклонившись над креслом, нежно поцеловала его.
— Пустяки, дорогая, прощать нечего! — проговорил он, возвращая ей поцелуй. — А теперь давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Так не развлекают гостей, моя милая, ты возьми себя в руки. Вон, смотри — киска идет за молочком! — Он поймал персидскую кошку и стал с ней играть.
Андрью залюбовались движениями кошки. — Какая грациозная! — проговорила она, поглаживая ее шелковистую шерсть. — Если бы кто-нибудь знал, что мы до восьми часов вечера просидели здесь и проболтали о всяких ужасах! — воскликнула она, сбросив тяжелые мысли. — Что вы скажете насчет того, чтобы устроить ужин на воздухе? Ночь дивная и вы свободно вдвоем перетащите стол. Вставайте живо! Надеюсь, наши бои приготовили нам что-нибудь вкусное, прежде чем улетучились!
Мужчины вскочили, исполняя ее желание.
— Великолепная мысль, м-с Манеринг! Ночь дивно прекрасная. Все ярко залито серебром и светло словно днем! — проговорил восторженно Шанон, повернувшись лицом к круглому блестевшему диску луны, всплывшему над вершинами пальм.
— Да, — пробормотал Манеринг едва слышно, — хотел бы я, чтобы та ночь, когда погиб пинчер, была такой же светлой. Я бы мог знать…
— Т-ш-ш! Замолчите вы, глупец! — перебил его Шанон.
— Вы хотите снова расстроить вашу жену?
Андрью остановилась на минуту, бросив накрывать на стол и прислушалась.
— Опять какой-то заговор? — и, вдруг переменив тон, с беспокойством заметила. — Что такое? Взгляните на Китти?
Пораженные ее тоном, они посмотрели в указанном направлении.
Кошка, которую за минуту перед тем ласкал Манеринг, стояла на самом берегу и пристально глядела в воду. Ее выгнутая, взъерошенная спина указывала, что она видит в воде что-то страшное.
Андрью быстро сбежала с лестницы и направилась к берегу. Манеринг и Шанон бросилась вслед за ней, умоляя вернуться. Но она, не обращая внимания на их просьбы, подбежала к кошке, которая все еще продолжала злиться и ворчать, схватила ее на руки и тут же с криком ужаса упала на землю.
Мужчины приблизились к ней. Манеринг наклонился над женой, стараясь ее поднять.
Шанон же с ужасом в глазах вперился в воду. Он стоял неподвижно, словно остолбенев, и при бледном свете луны казался окаменевшей статуей.
Не вставая с колен, Манеринг передвинулся на самый край берега, чтобы зачерпнуть воды и смочить голову, все еще не приходившей в сознание, жены. Но едва он опустил руки в холодную воду, его расширившиеся глаза уперлись в одну точку и застыли.
На поверхности воды, освещенное светом луны, плавало никогда невиданное им чудовище.
Вдруг вода заволновалась сильнее, чудовище заворочалось и вытянуло голову по направлению к берегу. Серые, громадные, величиной с тарелку глаза горели красноватым огнем. Голова в четыре фута шириной, и все туловище было покрыто как у крокодила чешуей, но только более крупной. Странный круг, диаметром фута в два, покрытый розовой кожей, заменял рот; края его окаймлялись крупными лучеобразно расположенными складками кожи. Этот рот напоминал своим видом нижнюю часть морской анемоны, которой она присасывается к скале. Чудовище направляло свой присосок в ту сторону берега, где находились все еще замагнетизированные мужчины. При его движении ужасный смрад отравил воздух, словно здесь были собраны гниющие отбросы за много лет.
И когда это зловоние дошло до ноздрей остолбеневших мужчин, они начали медленно приходить в себя. Шанон медленно, словно сонный, передвигался в направлении дома. Водяное страшилище зашевелилось и последовало за ним. И, по мере того, как оно выходило из воды, яснее обозначалось его тело гигантского крокодила, длиной футов в тридцать и почти такой же ширины. На месте обычных четырех коротких лап крокодила огромное туловище было окружено присасывающими щупальцами. Эти щупальца, которых насчитывалось штук сорок, напоминали щупальца осьминога, но были много длиннее и толще.
И вдруг раздался нечеловеческий, полный ужаса крик Шанона, к которому вернулось, наконец, сознание. Он бегом бросился к Джону.
