— Но ведь она выпила противоядие.
— Вот как? И что же случилось потом?
Я рассказал ему все без утайки. Он молча выслушал меня, не забыв однако между делом вновь наполнить мой стакан, когда я на мгновение прервался, чтобы перевести дух.
— Гремучая смесь, — проговорил он после того, как я закончил. — Со временем эйфорин может изменять свои свойства, и тогда последствия его употребления трудно предугадать. Те пилюли, что вы проглотили с вечера, скорее всего, были выпущены несколько месяцев тому назад. Помножьте непредсказуемость наркотика на непредсказуемость женского ума. Но думаю, я все же могу объяснить, в чем дело, и возможно, после этого вам станет немного легче.
— Продолжайте, — сказал я.
— Противоядие обычно используется теми, кто хочет убить одним махом двух зайцев. Эйфорин позволяет провести незабываемую ночь полную наслаждений, а затем противоядие снимает побочные эффекты.
Но попытайтесь взглянуть на положение вещей с точки зрения Илоны. Она просыпается и обнаруживает, что хотя и не испытывает больше к вам дикой страсти, однако и отвращения тоже вроде бы не чувствует. К тому же не надо сбрасывать со счетов сильное чувство ответственности. Вы опоздали на свой корабль, и вина за это, по крайней мере, отчасти, лежит на ней. "Ладно, думает она про себя, — если уж этот олух свалился на мою голову, то, возможно, мне удастся снова полюбить его." Затем она принимает противоядие, но то ли из-за длительного хранения средство уже успело изменить свои первоначальные свойства, то ли сама она уже слишком долго не принимала его, что оно воздействовало на нее отнюдь не должным образом. Но только у нее появилось такое ощущение, будто она приняла новую дозу эйфорина. Улавливаете мысль?
— Ду-думаю, да.
— Хорошо. А теперь расскажите мне о своих ощущениях, о том, что вы чувствуете. С моей стороны это вовсе не праздное любопытство. Просто в свое время я довольно долго проработал в отделе по борьбе с распространением наркотиков, и знаю, как действуют те или иные препараты. Возможно, я смогу вам помочь.
— Что я чувствую? Опустошенность. И одиночество. Я хочу быть с ней, но совсем не в том смысле, в каком мужчина может желать женщину. Это чертово зелье убило что-то в моей душе.
— Типичная реакция, — отрывисто констатировал он. — Типичная реакция на передержанный эйфорин. Но со временем это пройдет.
— Очень хочется на это надеяться. Но больше всего меня убивает то, что во всем произошедшем присутствует большая доля случайности и роковых совпадений. Если бы эйфорин не был просроченным; если бы мы вообще не стали бы связываться с ним; если бы реакция на него была такой, какой ей и полагалось, а противоядие подействовало бы должным образом…
— Иными словами, если бы повернуть время вспять, — с усмешкой добавил он.
— Если бы я только мог повернуть его вспять, — согласился я.
Тут он шумно потянул носом и пробормотал:
— Кажется, что-то горит. Лиз вроде бы собиралась сделать горячие бутерброды. Так что ужин скоро будет готов. Наверное, она принесет его сюда. — Здесь он повысил голос и громко сказал: — Теперь что касается Венцеля, спутника Каринтии…
Его пальцы умело манипулировали переключателями на панели управления шпионского луча. Вид Новой Праги в прозрачной сфере монитора начал удаляться, проваливаясь куда-то вниз и вскоре превращаясь в крохотное сверкающее пятнышко — одно из многих, мерцающих на ночной стороне планеты. Угол зрения резко изменился, и навстречу нам поплыл сияющий полумесяц, внезапно превратившийся в огромный шар, на поверхности которого сияла тоненькая полоска ослепительного света. И этот светлый штрих с пугающей быстротой превратился в необъятную, сверкающую равнину, на просторах которой возвышались города, издали похожие на корабли, бороздящие просторы безбрежного океана.
— Между прочим, — сказала Лиз, с грохотом опуская поднос с тарелками на скамейку, — я бы предпочла наблюдать за блондинками в душе, чем глядеть на это безобразие.
— Не хочешь — не смотри, — спокойно заметил Стив.
Мы ненадолго зависли над одним из городов, накрытых огромным куполом, над которым возвышались странного вида минареты и башенки. Перелетели через безжизненное море пыли по направлению к терминатору — границе между освещенной и неосвещенной части спутника — где виднелся еще один, гораздо меньших размеров купол. И тут на пути у нас возникла непроницаемая стена из сверкающего металла — дальше пути не было.
— Еще один блокиратор, — с умным видом изрек я.
— Еще один блокиратор, — согласился Стив.
— И что за криминальный авторитет обитает на Венцеле? — спросил я.
— На Венцеле нет ни одного преступника, — отозвалась Лиз, разумеется, кроме тех, что отбывают наказание в лунной тюрьме.
— В тебе говорит предубеждение, — заметил ей на это Стив. — Однако хозяин этих владений не имеет ничего общего с преступным миром. Все это принадлежит одному богатому, очень богатому человеку. Его зовут Фергюс.
— Фергюс? Помнится, у нас в "Трансгалактической Компании" в свое время тоже работал один Фергюс — он был главным механиком по обслуживанию межзвездных двигателей. Затем ему удалось сделать несколько чрезвычайно выгодных вложений капитала. Он сколотил хорошее состояние и удалился от дел.
— Так это он и есть, — сказал Стив.
Когда мы уже покидали гостеприимную квартиру, Стив выдал мне с полдюжины своих бесценных книг.
— Вернешь их завтра вечером, — сказал он. — Вот тогда и поговорим.
Я взвесил в руке тяжелый сверток и спросил:
— А как ты узнал, что я владею техников быстрого чтения?
Он усмехнулся.
— Элементарно, Ватсон. Люди, которым приходится много заниматься перед сдачей экзаменов поневоле становятся быстрыми чтецами. А астронавтам постоянно приходится проходить через переэкзаменовки, так что…
— Сдаюсь, твоя взяла, — сказал я.
— Хорошо. Тогда до завтра. До свидания, Лиз. Спасибо, что нашли время зайти.
— Тебе спасибо, что пригласил, — ответила она. — Знаешь, Стив, ты тоже захаживай ко мне в общежитие. Я накормлю тебя настоящим обедом. Там, на собственной кухне стряпня у меня получается намного лучше.
— Бесспорно, — вежливо согласился он.
По дороге к станции метро Лиз сказала:
— Тебе повезло. Ты ему понравился, и возможно он даже возьмет тебя к себе на работу. Но лично мне кажется, что для твоего же блага тебе было бы куда лучше отправиться на Окраины.
— Это еще почему?
— А потому что я слишком хорошо знаю Стива. И пока я возилась на кухне с ужином, у нас с ним состоялся довольно длинный разговор. Он признался, что будь ты даже самой распоследней сволочью, он бы все равно взял тебя, уже только потому, что ты астронавт.
