— Разумеется, — с трудом выдавил из себя Уинстон-Кэрби. — Вы очень любезны. Большое спасибо.
Он встал, пошатнулся и провел рукой по глазам.
— Это невозможно, — сказал он, — этого просто не может быть. Я жил вместе с ними сто лет. Они такие же настоящие, как и я. Говорю тебе — они были из плоти и крови. Они…
Комната по-прежнему была голая и пустая. Насмешливая пустота. Злая насмешка.
— Это возможно, — мягко сказал Джон. — Так оно и было. Все идет по плану. Вы здесь и по-прежнему в здравом уме благодаря димензино. Эмбрионы перенесли путешествие лучше, чем ожидалось. Оборудование не повреждено. Месяцев через восемь из инкубаторов начнут поступать дети. К тому времени мы разобьем сады и засеем поля. Эмбрионы домашнего скота тоже помещены в инкубаторы, и колония будет обеспечена всем необходимым.
Уинстон-Кэрби шагнул к столу и поднял единственную тарелку из легкого пластика, стоявшую на нем.
— Скажи, у нас есть фарфор? Есть у нас хрусталь или серебро?
У Джона был почти удивленный вид, если только робот вообще мог удивляться.
— Конечно нет, сэр. На корабле у нас было место только для самых необходимых вещей. Фарфор, серебро и все прочее подождут.
— Значит, у меня был скудный корабельный рацион?
— Естественно, — сказал Джон. — Места было мало, а взять надо было так много…
Уинстон-Кэрби стоял с тарелкой в руке, постукивая ею по столу, вспоминая прошлые обеды (и на борту корабля, и после посадки): горячий суп в приятной на ощупь супнице, розовые сочные ребрышки, громадные рассыпчатые картофелины, хрустящий зеленый салат, сверканье начищенного серебра, мягкий блеск хорошего фарфора.
— Джон, — сказал он.
— Да, сэр?
— Значит, это все была иллюзия?
— К сожалению, да, сэр. Простите, сэр.
— А вы, роботы?
— Все мы в прекрасном состоянии, сэр. С нами другое дело. Мы можем смотреть действительности в глаза.
— А люди не могут?
— Иногда их лучше защитить от нее.
— Но не теперь?
— Больше нельзя, — сказал Джон. — Теперь вы должны посмотреть действительности в глаза, сэр.
Уинстон-Кэрби положил тарелку на стол и повернулся к роботу.
— Я пойду в свою комнату и сменю костюм. Надеюсь, обед будет готов скоро. И, несомненно, корабельный рацион?
— Сегодня особый обед. Иезекия нашел лишайники, и я сделал кастрюлю супа.
— Превосходно! — сказал Уинстон-Кэрби, пряча усмешку.
Он поднялся по лестнице к двери своей комнаты. Но тут внизу протопал еще один робот.
— Добрый вечер, сэр, — сказал он.
А ты кто?
— Я Соломон, — ответил робот. — Я строю ясли.
— Надеюсь, звуконепроницаемые?
— О, нет. У нас не хватает ни материала, ни времени.
— Ладно, продолжайте, — сказал Уинстон-Кэрби и вошел в комнату.
Это была вообще не его комната. Вместо большой кровати на четырех ножках, в которой он спал, висела койка, и не было ни ковров, ни большого зеркала, ни кресел.
— Иллюзия! — воскликнул он, но сам не поверил. Это была уже не иллюзия. От комнаты веяло холодом мрачной действительности, которую надолго не отсрочить. Оказавшись в крохотной комнатенке один, он остался лицом к лицу с этой действительностью — и еще больше ощутил потерю. Это был расчет на очень далекое будущее, так надо было сделать — не из жалости, не из осторожности, а в силу холодной, упрямой необходимости. Это была уступка человеческой уязвимости.
Потому что ни один человек, даже самый приспособленный, даже бессмертный, не мог бы перенести такое долгое путешествие и сохранить здоровыми тело и дух. Чтобы прожить век в космических условиях, нужны иллюзии, нужны спутники. Они обеспечивают безопасность и полноту жизни изо дня в день. И спутники должны быть не просто людьми. Спутники-люди, даже идеальные, будут давать поводы для бесчисленных раздражений, которые приведут к смертельной космической лихорадке.
Тут может помочь только димензино — спутники, порожденные им, приспосабливаются к любому настроению человека. Кроме того, создается обстановка для такого товарищества; жизнь, в которой исполняются все желания, обеспечивает безопасность, какой человек не знал даже в нормальных условиях.
Уинстон-Кэрби сел на койку и стал развязывать шнурки тяжелых ботинок.
Он подумал, что человеческий род практичен, причем до такой степени, что надувает себя ради достижения цели, создает оборудование димензино из деталей, которые затем, по прибытии, могут быть использованы при сооружении инкубаторов.
Человек охотно ставит все на карту только тогда, когда в этом есть необходимость. Человек готов держать пари, что выживет в космосе, проживет целое столетие, если его изолируют от действительности — изолируют при помощи кажущейся плоти, которая, в сущности, живет только милостью человеческого мозга, подталкиваемого электроникой.
До сих пор ни один корабль не забирался так далеко с колонизаторской миссией. Ни один человек не просуществовал и половины такого срока под влиянием димензино. Но было всего несколько планет, где человек мог основать колонию в естественных условиях, без громадных дорогих сооружений, без мер предосторожности. Ближайшие планеты были уже колонизированы, а разведка показала, что эта планета, которой он наконец достиг, особенно привлекательна.
Поэтому Земля и человек держали пари. Особенно один человек, сказал себе с гордостью Уинстон-Кэрби, но в его устах слова эти прозвучали не гордо, а горько. Когда голосовали, вспомнил он, за его предложение высказались только трое из восьми.
И все же, несмотря на горечь, он понимал значение того, что совершил. Это был еще один прорыв, еще одна победа маленького неуемного мозга, стучавшегося в двери вечности.
Это значило, что путь в Галактику открыт, что Земля может оставаться центром расширяющейся империи, что димензино и бессмертный могут путешествовать на самый край космоса, что семя человека будет заброшено далеко — замороженные эмбрионы пронесутся сквозь холодные черные бездны, о которых даже подумать страшно.
Уинстон-Кэрби подошел к небольшому комоду, нашел чистую одежду и, положив ее на койку, стал снимать прогулочный костюм.
Все идет согласно плану, как сказал Джон.
Дом и впрямь больше, чем он того хотел, но роботы правы: для тысячи младенцев понадобится большое здание. Инкубаторы действуют, ясли готовятся, подрастает еще одна далекая колония Земли.
А колонии важны, подумал он, припоминая тот день, сто лет назад, когда он и многие другие изложили свои планы. Там был и его план — как под влиянием иллюзии сохранить разум. В результате мутаций появляется все больше и больше бессмертных, и недалек тот день, когда человечеству понадобится все пространство, до которого оно только сможет дотянуться.
